С дедом он расстался в шестом классе. То ли исчезла потребность в старшем друге, то ли застеснялся сам перед собой — большой уже, нечего сочинять сказки. Даже Вике никогда не рассказывал, что был в его детстве такой вот дед. Потом, уже взрослым, изредка вспоминал его, и слезы появлялись на глазах: это же каким надо было быть одиноким ребенком, чтобы изобрести такое?
Жизнь по-разному вознаграждает за доброе. Может быть, за то, что он не предал, не высмеял через годы своего придуманного друга, жизнь приблизила к нему живого, натурального деда, Серафима Петровича Старостина. Приблизила, дала рассмотреть, проникнуться уважением и интересом — вот бы с кем тебе дружить, хоть ты и отрицаешь дружбу. Это тебе не старичок-моховичок с седой бородой до пояса. И не твой сверстник-сосед, который без бутылки на столе разговора не представляет. С таким стариком подружиться — что клад на дороге найти. Только как подружишься? Тут — как порой в любви: один жить без другого не может, а другой без этого одного вполне обходится.
Привел старика на комбинат Филимонов.
— Федор Прокопьевич, познакомьтесь, это Серафим Петрович Старостин.
Фамилия не только в их городе, но и среди мукомолов страны была знаменитой. А вот то, что Старостин в годы войны директорствовал на их предприятии, оказалось новостью. Филимонов, собственно, его из-за этой его бывшей должности и откопал. Приближалось тридцатилетие Победы, и начальник кондитерского цеха и здесь посчитал нужным отличиться: на вечере выступит сам Старостин, который возглавлял наше предприятие в годы войны. Конечно, комбината тогда еще не было, был хлебозавод, но стоял он на том же месте и так далее, — лучшего мероприятия не придумаешь.
Старик легким шагом пересек кабинет и подошел к столу.
— Я действительно был директором.
Как будто нынешний директор усомнился в этом.
— Очень рад, — сказал Федор Прокопьевич, — нашему коллективу интересно и полезно будет послушать, как работали здесь люди в войну.
На это старик ответил:
— Воспоминания не обучают. Интересно, возможно, будет, а вот насчет «полезно» — не уверен.
— Я не очень вас поднял, — сказал Полуянов, — если воспоминания не обучают, тогда и само прошлое ничего не значит, в том смысле, что нет в нем урока потомкам.
Старик невесомо покоился в кресле, его густая седая шевелюра отливала голубизной. Слова хозяина кабинета не смутили его, весь вид старика словно говорил: ваши расхожие истины мне уже давно без интереса и пользы.
— Мои воспоминания — это утеха памяти. Человек помнит все, но вспоминает только то, что хочет вспомнить. Опыт прошлого — отнюдь не в воспоминаниях людей. А в их труде — духовном и материальном. А воспоминания — это особый род литературы, мемуары. В этом жанре вспоминается не подлинная прошлая жизнь, а ее более сюжетный, отредактированный вариант.