Алиса была необыкновенная: ходила на концерты в областную филармонию, училась заочно в институте, и это все при том, что выросла без родителей, у тетки. Не стеснялась своего роста. Однажды сказала:
— Когда муж и жена одинаковые и возрастом, и характером, и ростом, я им не верю, а когда старый и молодой, большой и маленький, веселый и угрюмый — верю, что объединяет их любовь. Без любви они бы не были рядом.
Он хотел чувствовать себя так, как она, легко, свободно, но не получалось: переживал, что ниже ее ростом, мечтал закончить институт, догнать ее хоть в этом и потом жениться на ней.
Женился он вскоре, но не на Алисе, а на рыжей Насте со своей улицы. Через пять месяцев после того, как они расписались, родилась Ирка. Алиса ушла с завода, уехала, потом через три года появилась в городе. Подруга ее подошла к нему в конце смены:
— Алиса приехала. Диплом получила, предлагают ей инженером на наш завод.
Он ничего не ответил на это, хотя понял, что подруга сообщила об Алисе неспроста, не по собственному желанию.
— А ты бы не хотел встретиться с Алисой?
Он волком глянул на нее. Встречи он не хотел, больше того — боялся. Не знал он тогда, когда они бродили по лесу, как он ее любит. Любовь открылась ему позже, когда он женился на Насте и все пути к Алисе были отрезаны. Поднимался ночью, выходил на крыльцо и стоял, глядя в темноту: если бы изменила ему Алиса, надсмеялась, бросила, все было бы легче, а то ведь сам себе устроил несчастье. Настю он так и не полюбил. Она жила в ином измерении: то, что ее радовало, нагоняло на него тоску, то, чего ей хотелось, ему было не нужно. Дочка не сблизила их. Настя работала диспетчером на междугородной автобусной станции, далеко от дома, Ирка с младенчества перешла в руки его матери.
Они прожили вместе десять лет, и все эти годы Семен Владимирович прожил с ощущением, что Настя в его жизни не навсегда, что-то должно произойти, и эта не его, а чья-то чужая семейная жизнь оборвется. Очень долго ничего не происходило: он уходил на работу, Настя в это время возвращалась домой с ночной смены. В воскресные дни они иногда вместе ходили в кино или в гости к Настиным сослуживцам. Он видел, какая она яркая, цветущая и какой он рядом с ней съеженный, поникший, но это внешнее несоответствие его уже больше не волновало. Он томился в гостях и наедине с ней, раздражался, когда она своим громким, самоуверенным голосом что-нибудь рассказывала, но никогда не выказывал своего раздражения. Наверное, это была подлость — вот так смиренно терпеть. Но если бы он взрывался, спорил, доказывая что-то свое, ничего бы не изменилось: любви не было, а семейная жизнь без любви — тихая или бурная — все равно не жизнь.