Возвращались к вокзалу на автобусе, не глядя друг на друга. Это было тяжелое, похоронное молчание. Можно себе представить, какая была бы на даче панихида, если бы не Василий. Он опередил всех и ждал у ворот.
За ужином Оля спросила:
— А чего бы тебе, Василий, не купить Севкину картину?
Василий поперхнулся, закашлялся, так она его смутила. Прокашлялся и ответил:
— За миллионера меня держишь или за умственно отсталого?
— За мецената, покровителя искусств, — сказала Оля, — и не красней, а то еще раз подавишься.
Василий тут же поднялся и откланялся. Вслед за ним поднялись Марианна и Сева, полезли к себе наверх. Отец покатил от крыльца старую тачку: завтра будет возить на ней воду из колодца.
Оля посидела одна за столом — очередь мыть посуду была Марианнина, но та удалилась к себе, и напрасно. Сейчас Оля поднимется к ней и скажет: «Твой Севка, конечно, гений, но я за ним мыть чашки не нанималась». А Марианна? Она выставит свои печальные синие глаза и ответит: «Тебя сюда звали? Если уж пришла, то хоть молчи».
Оля все-таки вымыла вместо Марианны посуду, поднялась к ним наверх и объявила:
— Я завтра в город уеду. Поживу своей собственной жизнью без всей этой тоски.
Марианна ничего не ответила, это означало: поезжай, нам без тебя то же самое, что и с тобой.
…В пустой и пыльной городской квартире одиночество мог скрасить телефон. Но все знали, что Оля на даче, и никто не звонил. За три дня всего лишь один звонок.
— Это Джульетта Капулетти? — спросил нахальный детский голос.
— Это планетарий, малютка, — ответила Оля.
Сопляк, названивавший в отсутствие родителей кому попало, перешел к оскорблениям.
— Дурочка из переулочка, — пискнул он, — макака.
Девчонки, с которыми она дружила в школе, все, как одна, отступились от нее. Оля приходила с работы и с обидой листала блокнотик с номерами телефонов: Люська на практике, Томка тоже поступила в институт, Ларка вышла замуж и уехала в Красноярск. Была еще Фаина, Файка. Эта никуда не поступила и замуж не вышла. Но дружить с ней сейчас — все равно что ходить в обнимку по улице двум хромым. Чтобы не терзать взглядом телефон, занялась шитьем. Извлекла на свет божий два старых летних платья, отрезала подол, выкроила из него рукава. Из двух старых платьев две новые кофты. А что еще? Книги? Было бы их пять-десять, она бы их читала и перечитывала. Пять-десять книг — вполне достаточно для того, чтобы вместить главные варианты человеческих жизней, тогда один из этих вариантов вполне можно было бы взять себе. Но книг прорва, и ни в одной нет безразмерной судьбы, пригодной на все времена, для всех людей.