Кто-то вызвал начальника и выручил Адама Васильевича. Начальник вышел в приемную:
«Что-нибудь срочное, Адам?»
«Нет, — ответил он, — завтра уходим, пришел попрощаться».
Хорошо, что начальник спешил. Это «пришел попрощаться» жгло потом до самого вечера: просто подхалим какой-то. Кто это сидит под дверями, ждет приема, чтобы попрощаться?
Утром он разобрался, зачем ходил к начальнику. Хотел избавиться от разговорчиков в команде. «Начальник управления поставлен в известность» — вот такая ему нужна была официальная фраза, чтобы чувствовать себя свободно, а если уж совсем начистоту, то не стесняться бабушкиной старости.
На судне Адам Васильевич не просто менял свои привычки, он преображался. Всех членов команды, даже Зинченко, называл на «вы». Не позволял себе расслабляться или, того хуже, напускал строгость, но сейчас они были на берегу, и Адам Васильевич спросил Брагина с мальчишеской подковыркой:
— Напишешь расписку или под честное слово договоримся?
Брагин сразу понял, на что намекнул капитан.
— Эх, Васильевич, мы же восьмую навигацию вместе.
Брагин не замечал, а капитан забыл, что рядом бабушка.
— И раз восемь, не меньше, я твои семейные дела утрясал.
Брагин махнул рукой.
— Перед таким ответственным рейсом испортить настроение! На лбу, что ли, для всех написать: женат, дети, супруга ревнивая?
— Это лишнее, сам на знакомство не напрашивайся, адреса в блокнот не заноси, дамочек мужскими фамилиями не кодируй.
И тут подала голос бабушка. Брагин замер, вид у него сделался такой, что это не старушка, а по крайней мере портфель в руке капитана или трап заговорил.
— Ты в его дела не лезь, — сказала бабушка, — он же не Митька. Зачем его конфузить?
Брагин недолго стоял истуканом, быстро свел концы с концами, сообразил, кто такой Митька, и понял, что за старушка.
— Пойду, — сказал он, — позвонить кое-куда надо.
До посадки оставалось еще добрых три часа, а пассажиры уже толпились возле теплохода. Геологи в выгоревших джинсах выглядели в этот час опрятными, умытыми, в свежих рубашках, без засохшей грязи на кедах. Они почтительно расступились, когда капитан и старуха приблизились к ним.
— Как провожают пароходы, совсем не так, как поезда, — пропел кто-то им в спину.
Адам Васильевич этого не расслышал, взял бабушку за руку и повел ее по широким сходням.
В каюте капитана царил голубой свет. Раздвижная перегородка делила каюту на две части. Голубое одеяло на койке, светло-синий ковер на полу, картина с изображением парусника — все это словно наполняло каюту прохладой. Адам Васильевич глубоко вздохнул и сказал: