— Избавь вас бог, — предостерегающе заметил Нарышкин, — при нашей всемилостивейшей государыне оное слово употребить. Очень она гневаться изволит, когда слышит о рабах.
Собеседник не успевает ответить, как Нарышкин объявляет:
— Вот и обитель нашего уважаемого маэстро. А лучше, право, поехали бы ко мне, я вам целый этаж отведу.
— Что мне делать с целым этажом, — усмехнулся старик, — всю жизнь прожил с семьей в нескольких комнатах, в коих повернуться негде от книг.
С большим усилием вылез он из кареты, отвергнув помощь подскочившего лакея. В доме уже заметили прибывших, двери подъезда распахнулись, и сам хозяин бросился на шею гостю. Нарышкин не спешил отъехать, наблюдая встречу.
— Ах, мой друг, — захлебываясь, тараторил Фальконе, — что за радость, как счастлив я видеть вас здесь.
Однако на лице его было заметно некоторое замешательство.
— Государыня ждет вас не дождется. Где же вы провели столько времени? Мы ждали вас в августе, в сентябре, а нынче уж октябрь!
— Потом, потом поговорим, — отмахивается старик. — Устал, нет сил. Простите, что столь неучтиво прерываю вас, но измучен сверх меры, должен немедленно лечь. Куда прикажете следовать?
— Ах, мой друг, — начал Фальконе, — я в отчаянии. Видите ли, неожиданно нагрянул мой сын, а особняк чересчур мал…
Он не договорил. Гость, на лице которого сначала появилось изумление, потом ярость, повернувшись к дверям, заметил все еще стоявшую у подъезда карету. Не сказав Фальконе ни слова, старик быстро пошел к карете.
— Вы мой спаситель, — с жаром обратился он к Нарышкину, — какое счастье для меня, что вы замешкались!
И они едут во дворец вельможи, в центр города…
На следующий день колокольный звон и пушечная пальба подняли его с постели. Француз подошел к окну. Перед ним расстилалась огромная площадь. Мимо нарышкинского дворца тянулась блестящая процессия. Засмотревшись на золотую карету, вокруг которой скакали красавцы гвардейцы, и догадавшись, что это карета царицы, гость не сразу расслышал голос хозяина.
— Вы позволите, мой друг?
Нарышкин тоже подошел к окну, сказал:
— Государыня изволит ехать из дворца в собор на венчание его высочества Павла Петровича.
— Кто же невеста?
— Вы не знаете? — изумляется Нарышкин. — Дармштадтская принцесса Вильгельмина, а отныне, после православного крещения, Наталья Алексеевна.
— Вот как, — протяжно произносит гость и живо спрашивает: — Скажите, это верно, что наследник очень способный юноша?
Вельможа не спешит с ответом. Да и как ответить? Императрица не жалует единственного сына, держит его на расстоянии. Что сказать иностранцу? Впрочем, он, кажется, и сам понял что-то, усмехнулся.