Однако такой исправный служака порою не мог скрыть сочувствия к умным, благородным людям, обреченным жестокой каре. Декабрист Лорер записал о нем: «Когда под несчастными (декабристами, приговоренными к смертной казни) отняли скамейки, он упал ниц, прокричав: „Прощаю и разрешаю“. И больше ничего не мог видеть, потому что очнулся тогда уже, когда его уводили».
Не выдержал священник. Толстой несомненно знал этот эпизод по воспоминаниям декабристов.
Обморок священника как раз подтверждал отношение писателя к этому преступлению и его убеждение, что невозможно примирить церковную проповедь милосердия, всепрощения с убийством…
Более тридцати лет прошло с тех пор, как в архив Толстого вернулась копия с «документа Николая».
Но вот совсем недавно удалось обнаружить, что этот документ был не единственным, что Толстой знал и другие подробности того сверхтайного, бесстыдного дела.
В его руках был и другой текст, в котором не менее ярко воплотилось бесчеловечие, лютость верховной власти.
Вторая виселица
В. В. Стасов — Толстому.
«15 июня 1878 г.
Граф Лев Николаевич, посылаю еще новый документ. Он, конечно, менее важен, чем предыдущий, но все-таки очень важен и интересен. Вот Вы сами увидите. Как и прежний, этот документ писан к графу Голенищеву-Кутузову, бывшему дядьке Николая I, а в это время — военному генерал-губернатору Петербурга».
Ответа Толстого на это письмо нет, а ведь подобная невежливость не в его правилах. Значит, скорее всего, благодарственный отклик был передан через кого-то устно или по оказии.
Значит, и новый документ важен, секретен, опасен.
Итак, в распоряжении Толстого летом 1878 года две «стасовские» бумаги. Одну мы уже знаем, легко вычисляем и признаки второй записки: она тоже о казни декабристов, тоже от царя к Павлу Голенищеву-Кутузову.
Второй документ неизвестен. А ведь он имеет отношение к Толстому, Стасову, декабристам. Значит, надо его найти!
* * *
Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Мемориальная доска извещает о более чем пятидесятилетней службе В. В. Стасова в этом великом национальном хранилище.
Отдел рукописей, где среди сотен тысяч документов хранятся и много лет изучаются бумаги бывшего директора Корфа, бумаги Стасова и те собранные ими семнадцать томов николаевских документов… Естественно было бы среди них спрятаться той, второй записочке о казни, но нет ее, а то бы давно обнаружили, напечатали!
Архив генерал-губернатора Павла Васильевича Голенищева-Кутузова, его детей, внуков? Но такового вообще не имеется ни в одном хранилище Советского Союза. Лишь кое-где, в разных фондах других людей нет-нет да и попадется официальное отношение генерала; или дружеское послание, листок стихотворений рукою внука Арсения Аркадьевича… Делать нечего: одна за другой просматриваются архивные «единицы хранения», где хотя бы упоминается генерал Павел Васильевич Голенищев-Кутузов.