– Этот меч многие годы хранился в сокровищнице халифов, куда еще до явления пророка он был перенесен из храма Кааба. В храм же он, по словам предков, попал с одного из языческих алтарей арабских племен. Никто не знает, где, когда и кем он был изготовлен. Летопись гласит лишь, что у объединенных племен был священный меч Мира, помещенный на алтарь, и это позволяет предположить, что перед нами именно тот меч. Наша высокая цель – восстановить мир и величие Халифата. Так пусть этот меч в твоих руках исполнит свое предназначение и послужит достижению этих благих стремлений. Отныне и навеки он – твой, и да не коснется его чужая рука.
С этими словами он извлек из чехла удивительный клинок изящной и изощренной, но в то же время строгой формы и, взяв его за рукоять и ближе к острию, протянул мне. Я, встав на колени и дрожа от восторга, принял меч из рук халифа и, прижав его к груди, коснулся лбом пола. Затем произнес клятву верно и доблестно служить халифу во имя Аллаха и на благо Халифата и поцеловал клинок. Халиф подошел ко мне вплотную и, положив руку мне на плечо, объявил, что именем Аллаха благословляет меня на славные дела и подвиги, и вдруг, наклонившись ниже, прошептал:
– Это – твоя судьба, ибо до тебя никто не решался прикоснуться к нему.
И опять я был поражен до глубины души. Халиф уже вернулся на свое место, а я все продолжал стоять на коленях, держа в руках обнаженный клинок и пытаясь осмыслить последние его слова. Голова у меня шла кругом от густого тумана таинственности, которым все, с кем я говорил в последний месяц, словно сговорившись, усердно окутывали меня… Кто-то потрепал меня по плечу. Очнувшись, я поднялся и, вложив меч в ножны, занял свое место.
Церемония вручения наград и воздания почестей была окончена. Все, в том числе и халиф, вернулись к угощениям и беседам, я же вновь был предоставлен самому себе. Мне, вполне понятно, было не до угощений: я был возбужден сверх всякой меры, как и в тот день, когда в мои руки попала заветная пластина. Мне не терпелось как следует разглядеть очередной доставшийся мне таинственный предмет. Поэтому я, захватив меч и мешочек с камнями, уединился в укромном уголке зала и, набравшись терпения, к которому неоднократно призывал меня Дервиш, принялся внимательно рассматривать свое сокровище. Меч почти полностью скрывался в ножнах, наружу торчала только часть рукояти. Ножны были сделаны из очень плотной темно-коричневой кожи и в трех местах перехвачены слегка выпуклыми серебряными обручами, два из которых имели кольца для подвешивания. Зев был также аккуратно обрамлен обручем с кольцом, а на конец надет изящный колпачок. Все серебряные части были покрыты замысловатыми резными и чеканными узорами. Я долго не решался, испытывая странное, ни с чем не сравнимое чувство, вынуть меч из ножен. Описать его можно было лишь как сомнение: настало ли для этого время? Это чувство напомнило мне последние слова халифа, и мне вдруг показалось, что я понимаю тех, кто хотел бы владеть им, но так и не решился. Но я все же поборол сомнения и высвободил рукоять. Она состояла из двух половинок по обе стороны от хвостовика, схваченных четырьмя железными обручами, также украшенными необычайно тонкой чеканкой. Половинки же были сделаны явно из слоновой кости, однако какого-то странного, более бледного оттенка. Каждая из половинок заканчивалась округлой пластиной, направленной под углом и вывернутой наружу, так что две пластины образовывали удобное ложе для руки. Они плотно охватывали ее, видимо, для того чтобы меч не вырвался из руки при взмахе. Все это, вместе с характерным цветом, и придавало рукояти сходство с костью. Защитной поперечины перед клинком не было совсем, имелось лишь небольшое утолщение, так что рукоять, по сути, плавно переходила в клинок, который в этом месте имел одинаковую с ней ширину.