– Прощай, Черепаха! – промолвил Хасан, озвучивая мысли всех нас. – Счастливого тебе пути…
После того как челнок растворился в небесной тьме, мы решили, что вполне исполнили свой долг перед собратьями по разуму и можем наконец вернуться в наш дом для полноценного отдыха. Ночная темнота нас нисколько не смущала, так как мы прекрасно помнили все вехи нашего пути, вплоть до самых мельчайших, и нисколько не боялись с него сбиться. Поэтому мы, не мешкая, собрали пожитки и, надув пузыри, отправились в путь. После всех экзотических и чуждых нашему естеству передвижений в виде цепочки символов сквозь твердь мудрости привычные телесные движения и приятное чувство полета доставили нам истинное удовольствие, а темнота и прохлада придали этому путешествию особую остроту ощущений. Уютный дом встретил нас поистине домашним теплом. Поскольку темы для бесед были исчерпаны еще в ущелье, остаток ночи мы всецело посвятили телесным упражнениям и очищению плоти, которыми в последнее время пренебрегали.
Следующий бесконечно длинный день и пришедшую за ним бесконечно длинную ночь мы провели в путешествии по ущелью в надежде достигнуть его конца или начала. Но нам это так и не удалось. Было похоже, что эта гигантская трещина опоясывает весь мир кольцом, деля его кристаллическую скорлупу на две половины. Кое-где, правда, там, где ущелье значительно сужалось, дно его уже начинало вновь зарастать породой. Мы строили много различных догадок о происхождении этого огромного разлома, пытаясь представить себе силы, способные разорвать этот невероятный панцирь. Самой логичной среди них нами в конце концов было признано стремление мудрости все же вырваться наружу, дабы воссоединиться с какой-нибудь формой. Возможно, в тот момент поблизости оказалось большое скопление какого-нибудь материала со свободными узами, и, почувствовав его, мудрость так сильно расперла свою кору изнутри, что та не выдержала и дала трещину.
В последующие дни мы побывали еще в нескольких краях этого мира, воспользовавшись тремя оставшимися выходами из Лабиринта. Однако нам не открылось больше ничего нового, а тем более интересного. Необъятные, ровные, как стол, долины, покрытые слежавшейся в камень красной пылью без единого следа живых существ, низкие плоскогорья из однообразной кристаллической породы, большие и маленькие озера, наполненные живой слизью, – привычные и уже начавшие надоедать ландшафты, которые мы неизменно встречали везде, пролетая на своих пузырях огромные расстояния. Похоже, что тот горный массив, через который проходило ущелье, был здесь единственным в своем роде. Омар даже предположил, что он вовсе не характерен для этого мира и образовался здесь не в ходе формирования коры, а именно в результате той самой катастрофы, что вызвала разлом, затронув гораздо бо́льшую территорию, чем окрестности ущелья.