— Спасибо, — сказал я и встал. — Перерыв тридцать минут, можете использовать их по своему усмотрению. Через тридцать минут жду всех здесь же.
— А что будет-то? — нетерпеливо спросила Елена. — Мы же всё уже рассказали.
— Будем выражать мнения, соглашаться или спорить, — туманно сообщил я.
— Не, ну в самом деле, мистер Уайли, вы бы огласили весь список, а то мы тут как телята топчемся и не знаем, когда на водопой поведут, — подал голос поэт Цветик.
— Какой список?
Семен тут же наклонился к моему уху и быстро объяснил, что слова про список — цитата из очень старой и очень известной советской комедии, ушедшая в народ и укоренившаяся так прочно, что ее используют даже те, кто фильм в силу возраста не смотрел.
Я объявил, что через полчаса мы продолжим обсуждение романа, но уже в формате не монологов, а дискуссии, после чего будет перерыв на обед, а потом — очередное испытание, новое и с текстом Горького никак не связанное.
— Все-таки объясните нам, зачем мы читали эту муть, — потребовала Оксана. — И вообще, зачем все эти приколы с одеждой и отбиранием гаджетов. Это вы так развлекаетесь?
Ну, уж ты-то, дитя мое, не надорвалась, читаючи…
— Вы проходите отборочное тестирование, и объяснять я ничего сейчас не собираюсь. Все объяснения получат те, кто пройдет отбор, но не сегодня и не завтра, а только тогда, когда приедут на основное мероприятие. Тот, кто пройдет отбор, но на мероприятие по каким-то причинам не приедет, ничего не узнает.
Глаза Оксаны презрительно прищурились.
— Это что, такая страшная тайна? Военный секрет? Вы тут из нас шпионов будете вербовать?
Ох, дитя мое, из тебя шпионка — как из меня киллер. Если кто-нибудь вздумает тебя куда-нибудь вербовать, то горько пожалеет об этом. Ты ни на что не годишься: ни ума нет, ни хитрости, ни выдержки, ни терпения. Есть только нахальство и самоуверенность, а также глубокая убежденность в том, что все вокруг — идиоты, а уж старики и подавно, и даже не нужно особенно напрягаться, чтобы их обмануть, они с удовольствием съедят блюдо из навешанной им на уши лапши.
— Я всё сказал, — со вздохом заключил я и вместе с Назаром спустился в столовую: Надежда пообещала к перерыву на кофе испечь свежие кексы.
Всего пятый день я нахожусь в поселке и живу в этом доме, а уже пристрастился к выпечке, которой нас балует наша прекрасная повар-буфетчица.
— Что за история с песней про гостиницу? — спросил я Назара, когда мы уселись за стол в дальнем кабинете столовой.
— Да все то же, — отозвался он. — Была такая песня, там в начале поется: «Ах, гостиница моя, ах, гостиница, на кровать присяду я — ты подвинешься, занавесишься ресниц занавескою, хоть на час тебе жених, ты — невеста мне». Ну, дальше всякое такое полупереживательное, а в конце: «Я на краешке сижу и не подвинулся, ах, гостиница моя, ах, гостиница». То есть вроде бы в начале все идет в сторону страстного романтического свидания, а потом оказывается, что ничего не состоялось.