Генка решила, пока ощущения притуплены лекарством, не мешало бы сменить повязку. Вообще, в травмпункте сказали приходить на перевязку к ним. Но снова идти — уж нет, как-нибудь она сама. И Генка начала развязывать узелок бинта.
— Я там хлоргексидин купил, размочить повязку, если она присохла, — метнулся парень к аптечному пакету. — Держи!
— Неси тогда уж и тазик. Иначе твоей уборке придёт окончательный каюк.
Он только махнул рукой, но за тазом всё же сходил.
— Так что случилось с Амоном? — спросил Пепси, поливая её ногу холодной жидкостью из пластиковой бутылочки с носиком.
— Ему было три года, и он только начал работать поводырём, когда на красный сигнал светофора выскочил этот лихач.
— Сбил обоих?
— Нет, только собаку. Свою хозяйку пёс успел остановить.
Она разматывала бинт виток за витком, осторожно дёргая там, где слои присохли друг к другу.
— Подожди ты, не торопись, пусть откиснет, — поучал её Пепси.
Он сел перед ней на пол и помогал перехватывать становящийся всё объёмнее пук рыхлой ткани.
— А потом что?
— А потом несколько операций. Хотели ампутировать лапу, но моя бабушка настояла её сохранить. И по сути лапа здоровая, с хорошим кровообращением, но он не может ей управлять, так как оказались повреждены нервы. Он только приподнимает её, опирается, если надо, подтягивает, но не чувствует.
— А что стало с хозяйкой?
— Ей подобрали другое животное. А Амона мы забрали себе.
— Значит, твоя бабушка была ветеринаром?
— Чёрт! — Генка сморщилась от боли, но головой кивнуть успела.
Мазь, которой замазали рану впиталась, и повязка прилипла.
— Давно она умерла?
Не хотелось отвечать на этот вопрос. Слишком много слов получится. Как иначе объяснить парню, что Генке до сих пор кажется, что это произошло вчера.
Только вчера она посадила в свежую землю могилы скромный кустик примул, бабушкиных любимых цветов. Хотя весной, к годовщине смерти, она давно распускается там сама, пушистыми разноцветными шапками. Только вчера там стоял простой деревянный крест, сегодня же — блестящий чёрный мрамор. Только вчера сердце Генки вскрылось незаживающей раной, но сегодня оно оторожено плотной защитой, словно из толстой корки соли. Эта соль не даёт ничему пробиться сквозь неё, но разъедает, щиплет изнутри, не давая забыть боль.
— Пять лет назад, — ответила девушка.
— И с тех пор ты живёшь одна с Амоном?
Пепси рванул бинт, Генка дёрнулась, вцепилась в диван, но молча вытерпела боль. Тонкая струйка крови потекла по ноге, но самое страшное осталось позади.
— А ты сильная, — похвалил парень.
Девушка сочла позволительным не отвечать на его комплимент. Приложила смотанные бинты к ноге, впитывая кровь.