«Опухоль…», – исправил шепот.
– Бе, дурацкое слово! – отмахнулась Тори. – Нам с мамой больше нравится шишка! – Тори снова радостно стукнула по голове. – Шишка съела мои волосы! Они раньше были длинню-ю-ющие! Мама плела мне баранки!
Нина с грустью оценила светлый хохолок на затылке – остатки и вправду длинню-ю-ющих волос, которые пять лет назад, густые и белоснежные, свисали до пояса.
– А как ты узнала? – спросила Тори. – Шишка-то глубоко, ее не видно нисколечко!
Нина не ответила. Она взяла еще одну конфету из коробки и стала причмокивать вместе с Тори.
– Меня зовут Нина, – тихо произнесла она.
Так началась эта странная дружба. Тори не была умственноотсталой, сколько бы себя так ни называла. Нина видела в девочке здоровый ум, просто облачен он был в сильно искореженную оболочку.
Диагноз детского церебрального паралича Тори поставили на начальной стадии развития болезни, а потому шансы на восстановление здоровья ребенка были велики. Но вскоре врачи обнаружили злокачественное образование в головном мозге. Аномалия, которую диагностировали доктора, заключалась в опухоли головного мозга, давящую на те участки коры, что уже имели патологии. И с тех пор борьба шла по двум фронтам: с одной стороны развивающаяся опухоль, давящая на пораженные параличом участки головного мозга, с другой стороны – сам паралич.
С утра до вечера Тори проводила время здесь, вечером же родители забирали ее домой. Ей было некомфортно в этом месте по сравнению с предыдущими частными центрами развития, но выбора не было. Лечение было дорогостоящим. А проходить реабилитацию в государственной психиатрической лечебнице гораздо дешевле, чем в частной клинике.
Девочка уже дважды перенесла хирургическое лечение опухоли, но спустя время метастазы снова появлялись, опухоль цеплялась за жизнь и прорастала глубже, где ее невозможно было достать. Теперь операции стали опасны для жизнеспособности ребенка. Родителям в кратчайшие сроки следовало собрать сумму на последнюю надежду – радиохирургию. А пока лечение сводилось к химическим препаратам, которые лишь сдерживали развитие опухоли.
Десять лет назад у Тори не было косоглазия, пять лет назад она спокойно передвигалась на полусогнутых ногах, теперь же она не может ходить без костылей. Тори теряла память, у нее нарушались слух, речь, восприятие, интеллект, и, чтобы не терять степень социальной адаптации, было решено определить девочку к детям со схожей симптоматикой: синдром Дауна, Вильямса, Ангельмана, аутизм…. Так Тори очутилась здесь, ожидая, когда родители снова накопят средства для ее очередного спасения.