– Мы не должны даже искушать друг друга.
Его глаза блестят.
– Хочешь, чтобы я ушел?
Я тереблю воротник рубашки.
– Конечно, нет. Просто попытайся не быть таким, ну, не таким неотразимым.
Он смеется.
– Тогда оставь в покое свою рубашку.
Так я и делаю, а потом останавливаю качели, опустив ногу на землю.
– Все это просто безумно.
В ответ он лишь прикусывает губу. Он слишком восхитителен, не поспоришь. Конечно, это безумие, и виновата во всем я.
Из-за забора раздаются щелчки фотоаппаратов. Черт. Репортеры нас все-таки нашли.
Один кричит:
– Эйслин! Твой парень тоже болен? Ты его заразила?
Мы с Джеком вбегаем внутрь, забыв прихватить наши стаканы с соком.
На кухне мама моет овощи. Она оставила телевизор включенным, и сейчас идет программа о том, как хороший ученый пошел по кривой дорожке – о докторе Шарлотте Стернфилд.
Мама берет полотенце.
– Извини. Я переключу.
Я придерживаю ее руку.
– Нет, я хочу на это посмотреть.
В кадре одно за другим появляются фото маленькой девочки, которая смущенно улыбается. Мы видим школьные фото со щербатой улыбкой и слышим высказывания школьных учителей и профессоров, и все они были потрясены ее многообещающими научными талантами. Восхваляющие видеозаписи сменяются обвинительными – протестующие утверждают, что она ставит себя наравне с Богом или, что еще хуже, с Сатаной. Может, именно под давлением этих так называемых преследователей она и была вынуждена пойти на немыслимый поступок.
Затем мы слышим интервью с матерью доктора Стернфилд. Что это, попытка на что-то повлиять уже после ее смерти? Я смотрю в холодные, невыразительные глаза Шейлы Стернфилд и пытаюсь понять – может быть, это ее воспитание оставило в психике дочери неизгладимые следы, побуждавшие ее добиваться своих целей любыми средствами?
Миссис Стернфилд снова обрушивает свое возмущение на СМИ, утверждая, что ее Шарлотта всегда была «хорошей девочкой». Я внимательно изучаю ее выражение лица и еще раз обращаю внимание на то, какое же оно странное. Только потом я понимаю, что она покачивает головой и будто не знает, куда деть руки, не из-за рассеянности или безразличия. Дело вообще не в этом. Дело в том, что она произносит тщательно отрепетированные фразы, которые звучат абсолютно фальшиво.
Завороженная этим зрелищем, я делаю шаг вперед. О боже. Пол будто качается у меня под ногами.
Мое сердце бешено стучит.
– Она врет.
Джек щурится.
– Врет? О чем?
Превосходный вопрос.
– Я не знаю. Но явно о чем-то важном.
О чем-то, что мне необходимо знать. Я нутром это чую.
Я говорю:
– Видишь, как она постоянно дотрагивается до носа и рта? Она говорит неправду, и держу пари, что это как-то связано с причиной смерти доктора Стернфилд.