Да, сейчас, с такими документами, уже мы были местной властью. Пусть мы и выписали документы друг другу, но другие-то об этом не знают, а штампы в них настоящие, и сомневаться вроде бы смысла нет, по-крайней мере — на первое время. И, пока народ не стал задавать ненужные вопросы, пока он ошеломлен внезапным появлением старой власти, с которой уже было простились, надо было ковать железо и ловить момент. И мы ринулись во все тяжкие.
Семь бед — один ответ — раз ступив на шаткую почву почти настоящих документов, мы стали обкладывать себя бумажками по полной программе. Кто сунься — утонет, распутывая клубок выданных полномочий. В местном военкомате оформили документы на новую часть и стали вписывать в нее пополнения. В паспортном столе мне наконец оформили паспорт "взамен утерянного", в военкомате я вписался полковником — с таким званием будет легче ставить окруженцев под ружье.
Работники военкомата и паспортисты, кого смогли найти, ворчали, поджимали губы, но делали что им говорили — писали каллиграфическим почерком, ставили нужные печати и штампы, вписывали в книги учета. Другой власти все-равно не было, да и эта скоро уйдет — так чего лезть на рожон.
Склад оказался очень полезным приобретением. Внутри было продовольствие, отрезы ткани. Ими стали платить местным жителям за информацию и службу. Всех мужчин до сорока пяти мы мобилизовали — частично на хозработы и частично в нашу часть. Власти в городе не было, но красный флаг местные пока не спускали — мало ли как обернется. Пристрелили трех мародеров — надо было показать серьезность обстановки, поэтому пришлось поступить чрезмерно жестоко, хотя могли бы просто отправить на хозработы. Но народ еще не проникся моментом, смотрел недоверчиво, хотя и без ухмылок — мало ли что от нас можно ожидать. Всерьез не принимали, но держали дистанцию и видимое почтение, хотя реально подчиняться не рвались. А эти трое и вообще решили забить на нас. А вот это зря — попусти мы такое — и все враз посыпется, остальные тоже резко расхотят нам подчиняться и в лучшем случае станут тихо ждать немцев. Шалишь. Теперь власть — это мы. Именно после расстрела — а с такими вещами не шутят — к нам потянулись люди, причем сами — присоединилось пятеро местных в качестве милиции, нашлись и трое настоящих милиционеров. Из них и вновь мобилизованных мы организовали службу — на колокольне поставили наблюдательный пост, провели туда телефон, чтобы держать под контролем подступы к городу, для чего припрягли и местных мальчишек.
Одновременно мы осваивались на территории — два дня тренировались передвигаться по городу в разных направлениях, изучали обстановку, оборудовали позиции и проходы, пути отходов — готовились к боям в городе. Сразу много сил фрицы на нас не кинут, так что первый удар выдержим, а там и уйдем ночью. Так что риск был не очень высоким, поэтому можно и пошуршать. Вместе с пополнением нас насчитывалось уже около сорока человек, но народ притих — вроде коммунисты ушли, но какая-то власть есть — с мандатами и удостоверениями, то есть вроде как легитимная, а самых отпетых, кто пытался ее оспорить, мы расстреляли, причем с оформлением всех бумаг, в том числе и судебных решений или как там их — нашелся сотрудник городского суда, который все оформил как надо. Поэтому все вели себя сдержанно — помогать не рвались, но если о чем попросишь — сделают.