На рассвете пироскаф «Матильда» отошел от пристани и резво пошел по течению Дуная мимо низких топких берегов.
После езды на царскосельском паровозе Кондрат уже не испытывал того ощущения чуда, которое охватило его тогда, когда он в первый раз сел на машину. Теперь все казалось обычным. Чвакающие по воде чугунные плицы быстро вращающихся колес с двух сторон корабля, хотя и были закрыты железными кожухами, но через щели гнали, от ударов лопастей по воде, белую пену. От них летели мелкие капли воды, сверкая на солнце, оседая искусственным дождем на заднюю палубу парохода, даже залетая порой на капитанский мостик.
— Чоп! Чоп! Чоп! — однообразно щелкали по воде гребные колеса. Кондрат сбросил с себя кафтан, засучив рукава белой рубашки, спустился в машинное отделение. За работой цилиндров и поршней, обдававших струями пара (он пробивался из плохо пригнанных трубопроводов), следил сам Глеб, ныне старший механик мистер Том Глоб, который держал в руках объемистую, с длинным металлическим клювов масленку. Он из нее поливал на шатуны и ползуны масло, которое быстро испарялось на раскаленных механизмах.
В машинном отделении стояла жара, в которую иногда врывался холодный ветер. До одурения пахло горелым металлом и маслом.
— Ты помогай кочегару Джиму, — приказал ему Том. Джимом оказался долговязым, худым подростком с выпирающими из-под замасленной куртки лопатками. Он сутулился, нервно ворочал похожей на гигантскую железною ложку лопатой, загребая ею уголь, подбрасывал его в круглую огненную пасть топки. Уголь блестел в отсветах топки, словно полированными гранями черных алмазов.
— Уголь этот самый лучший — антрацит. Он поистине драгоценный камень из английской шахты, — сказал мистер Глоб.
— Чертовски дорогой, а Джим, как на грех, кочегар слабый, расточительный, бросает уголь в топку, не жалея хозяйских денег. Силенок у него нет, чтобы как следует работать и внимательно смотреть, куда лучше забросить топливо. Нам бы вот такого парня, как ты. Здорового, сильного кочегара. Мы бы и пару империалов даже не пожалели за хороший труд толковому кочегару.
Кондрат так выразительно посмотрел на мистера Глоба, что тот невольно подумал: «А ведь он сочувствует Джиму», — и пожалел, что произнес свой высокопарный монолог. Кондрат сказал ему без всяких обиняков:
— Я ведь на механика учился. На механика, а не на кочегара.
— Что ж, ты мог бы приобрести практику кочегара, а потом стать у нас и механиком.