На глазах у Богданы снова показались слезы.
— Не ходи на вылазку, Кондрат. Умоляю, не ходи.
— Ну что ты как дитя малое, родная моя? Как же я могу не пойти? Все мои товарищи пойдут, сам Бирюлев, а я, как трус, буду у тебя под юбкой прятаться. Ты же будешь первая презирать меня за это.
И Богдана поняла, что его не отговоришь.
Уже стало смеркаться, когда Кондрат поднялся с постели.
— Да и тебе тоже, пожалуй, пора на дежурство в госпиталь, — и стал одеваться.
Они вместе вышли на улицу. Вечернее пасмурное небо над Севастополем уже светилось от летящих ядер и бомб. Начался ночной обстрел города. Он проводил Богдану в госпиталь.
Прощаясь, они, как всегда, не уславливались о будущей встрече. Хорошо понимая, что об этом смешно договариваться, ведь по-прежнему каждую минуту их жизнь может оборвать шальная бомба или пуля. Ведь они находились в городе, где жизнь и смерть как бы каждую секунду разыгрывалась в какой-то безумной, нескончаемой лотерее. Но они оба твердо знали одно, что никакие ядра, никакие ракеты, никакие смертоносные оружия не смогут убить их любовь.
Он до боли в губах поцеловал ее и, резко повернувшись, ушел. Богдана смотрела ему вслед, пока его силуэт не расплылся в сумерках улицы.
Он шел, по-прежнему спотыкаясь на хрустящих чугунных осколках бомб. Он спешил, чтобы не опоздать к построению отряда, которое всегда проводил Бирюлев перед вылазкой. Рана на голове чуть перестала болеть, и настроение у Кондрата было бодрое, а в памяти, как бы заглушая грохот канонады, слышались слова Богданы: «К нам вернулось счастье, Кондратка…»
— Вернулось, — сказал Кондрат.
К построению отряда он не опоздал. Лишь Бирюлев его спросил:
— Ну как вы пойдете? Ведь вы же ранены!
Кондрат успокоил командира, сказав ему, что это лишь царапина, которая к тому же зарастает.
— Ну смотрите!.. — нахмурился Бирюлев. Проверив оружие и готовность каждого, он скомандовал:
— Всем на молитву.
Когда все прочитали молитву, он сказал:
— А теперь, братья, помянем храбрыми делами матроса тридцатого экипажа Игнатия Шевченко, нашего товарища, который погиб славной смертью в бою прошлой ночью, спасая меня от пули.
Тут Бирюлев обнажил саблю, она сверкнула серебристым лучом в мягком лунном свете.
— Клянусь, братья, сегодня отомстить за его смерть, подлым убийцам и захватчикам. За мной!
Он повел отряд на вражеские укрепления. Кондрат шел за Бирюлевым. Он уже знал, что вот-вот траншеи врага осветятся огнями выстрелов и ракет, что им навстречу полетят пули.
Все его существо пронизывало тревожное чувство, но он, несмотря на это, вспомнил Богдану, ее слова о счастье. Может, это и есть его настоящее счастье. Словно в ответ на эту мысль, над его головой просвистела первая пуля.