О железном самокате, что мчит быстрее, чем самые породистые лошади, Кондрат впервые услыхал несколько лет тому назад. Слух об этом диве-дивном распространился по всей земле, волновал воображение и старых и малых. Говорили, что такой самокат железный, извергая пламя и дым, брызжет стрелами-искрами, громыхает чугунными колесами, несется по такой же, как и он сам, металлической дороге. Некоторые люди шептали, крестясь, что, мол, сам нечистый, приняв образ машины-самоката, объявился в мире. И что, пока не поздно, надобно истребить дьявольскую машину.
Кондрат, слушая такие речи, ухмылялся. Его не пугала чертова машина, а лишь вызывала интерес. В нем росло огромное желание своими глазами увидеть огненный самокат, хотя бы дотронуться до него, а то, может быть, и поездить на нем по-казачьи, лихо верхом, как на норовистом коне.
Кондрату при этом вспоминались рассказы матери о том, что его дед и отец — черноморские казаки и никогда никого не страшились, ни перед кем и ни перед чем не отступали. Он сам уже чувствовал себя по-настоящему казаком. И ничего, что возмужалость только успела пробиться чуть заметной жесткой щетиной над его верхней губой. Примерно в это время он впервые понял, как самой дорогой ему в мире стала девушка-соседка. И все, что в жизни он будет преодолевать, чего добиваться, он знал, будет связано с ней, ради нее. И что его мечта сделать что-то мужественное, славное — связана с Богданой.
Сидя вместе с Виктором Петровичем в вагоне-коляске, волнуясь, вверив свою судьбу во власть огненной машины, он вспомнил Богданку, родную, далекую и единственную.
А машина стремительно катила его со скоростью, превышающей лошадиный бег, катила без устали, дыша огнем, все дальше и дальше по чахлой петербургской равнине. И двух часов не прошло, как ее колеса одолели без малого пятьдесят верст, перенесясь от столичного вокзала к Царскому Селу.
Виктор Петрович и Кондрат не могли прийти в себя от восхищения, когда закончилось путешествие. Обратную дорогу в Петербург они проделали на том же поезде, и она даже была интересней. Теперь пассажиры уже, как говорится, пришли в себя от первых восторженных впечатлений.
Кондрат, которого Виктор Петрович снабдил рисунками, чертежами деталей, с помощью объяснений понял устройство сего механизма. Особенно восхитили его некоторые детали.
— О, как просто и в то же время хитро, — сказал он Скаржинскому. Тот ласково положил свою руку на плечо юноши.
— Над этой простотой человечество ломало голову более трех тысяч лет. Есть сведения, что первую паровую машину изобрели и построили при Юлии Цезаре в Египте, а некоторые утверждают, что и раньше. А вот нам машина эта, паровоз — как ее уже называют, нужна очень. Более, чем англичанам, немцам, французам и другим европейцам.