— Да, совсем плохо. Сбегла она. А куда — не знаю… Вот, буду искать.
— А с чего бы? — Почесал затылок кузнец. — Может, разлюбила она тебя?
— Любит. И даже, очень, — посмотрел ему прямо в глаза Кондрат.
— Так в чем же дело? Отпугнул ее или чем обидел? — допытывался Варавий.
— Не обижал я ее, Варавий…
— Так кто виноват?
— Я во всем виноват.
— Как же так? Не обижал, а виноват? Такого не бывает. Не то говоришь, парень, — развел жилистыми руками кузнец.
— Расскажу. Только вы первый человек, которому я доверяю.
— Да говори, не сумлевайся. Потому что я, не зная, что и как у тебя, и помочь не буду в силах.
Кондрат говорил правду. Кузнец Варавий был для него единственным человеком, кому он доверял. В умении хранить тайну он верил ему больше, чем кому-либо, потому без колебания рассказал, о своем чувстве к Богдане, и о необыкновенной душевной стыдливости ее, и причину, которая, видимо, побудила ее бежать, чтобы скрыть их общее невольное прегрешение, и как он, не получая ее тревожных писем, опоздал помочь любимой.
— Виноват я перед нею и боюсь, чтобы она руки на себя не наложила, — поделился он с кузнецом.
Варавий не сделал попытки его успокоить. Признание Кондрата его тоже встревожило.
— Так вот, слушай, парень. Медлить тебе нельзя ни одной минуты. Потому что я видел твою Богдану три дня тому назад. И знаешь где? В самом Вознесенске, когда ездил на базар железо для кузни покупать. Вот там-то я и увидел ее. Она на возок, что в Одессу шел, садилась с узелком махоньким в руках. Увидала она меня, но отвернулась, а ведь ранее она приветлива была и как где заметит — первая здравствуется. Мне это удивительным показалось. Я подошел к возку, на котором она примостилась, и говорю: «Будь здорова, Богдана. Это ты куда?» А она молчит. Потом в лице изменилась и говорит со слезами в голосе: «Варавий Трохимович, умоляю вас просьбой великой, никогда и никому не говорите, что видели меня. Никогда и никому».
— И Кондрату?
У нее слезы на глазах.
— Не скоро он из своего Петербурга вернется, — говорит. Возок тронулся.
А Кондрату? — я ее опять спрашиваю. Так она на этот вопрос и не ответила. Только сказала:
— Прощавайте.
— Эх, Варавий Трофимович, да что ж вы Богданку тогда с возка не сдернули? И зачем позволили ей уехать! Эх, Варавий Трофимович, какого вы маху дали! — исступленно воскликнул Кондрат.
Варавий с удивлением посмотрел на него. Потом со всей силой своей тряхнул его за плечи.
— Ну чего шумишь?.. Успокойся! Кабы я ведал про беду твою, а то ведь не знал. Но теперь, после драки, поздно кулаками махать. Вот что, друже, теперь без промедления скачи. В Одессу! Понял — в Одессу!