— Говори, говори скорее, где она? Говори — денег дам…
Фузея выпала из слабых рук стража, шлепнулась на пол и выстрелила. Будка наполнилась дымом. Старик испугался:
— Да отпусти меня, Христа ради, отпусти, не то задавишь. Вот и выстрел произошел, теперь охрана всполошится, что в баню помыться пошла, не иначе как по тревоге прибежит. Нешто можливо так? Отпусти ты меня, я и без денег тебе все расскажу.
Кондрат отпустил старика.
— Выкладывай, дед… Не тяни душу.
— Да и рассказывать-то неча. Значит, жинка эта сиганула в море вот отсюдова. А море тогда смирное было, не то что ныне. Тихое и с туманом. Тут грузчики и матросы рядом шкуры с баркаса сгружали и увидели, что христианская душа погибает… Баграми, значит, и подцепили, ну, вытянули… В полицейскую часть хотели донести, но тут на экипаже барыни какие-то подъехали. Осмотрели утопленницу, говорят: «Жива, а нам такие надобны». Взяли и увезли… Вот и весь сказ.
— Куда же они, старик, увезли ее? Говори.
— Ишь ты, какой горячий! Да откуда я знаю, куда? Им, барыням-то, известно — куда.
— Ну, а она-то, утопленница, жива еще была… Живая?!
— Ну, живая, сказал же я. Квелая она. Понимаешь? Квелая. И глаз не открывала…
— Но куда же эти барыни ее повезли? — Стал опять трясти старика Кондрат. — Говори, кто они?
— Да разве мне это ведомо? Вижу барыни, а кто, разве я могу знать? Сам посуди. Да не тряси ты меня, ради бога! Не тряси! А то всю душу вытрясешь, — взмолился старик. — Смотри, какой бугай, разве можно так со старым человеком.
Кондрат отпустил сторожа. И лишь спросил напоследок:
— Так ты, значит, и впрямь не знаешь, куда ее увезли? Кондрат на миг окаменел, только слезы потекли по щекам.
— Ну, будя слезу пущать… Ведь не девка ты — парень, гляди, какой вымахал. Не пристали тебе слезы… Ох, не любил этого Александр Васильевич, и я не люблю. Накось, утрись, — сторож протянул свою рукавицу, — утрись, говорю, ведь казак ты — не девка какая.
Кондрат взял его рукавицу, приложил к глазам.
— Это от ветра у меня, дед. А может быть, брызги с моря.
— Знаю, — усмехнулся старик. — Но солдату не положено и от ветра иль с моря слезу иметь.
— Да я не солдат. Я казак. Понял дед — казак?
— Все одно, что солдат, что казак. Не любил слезу Александр Васильевич. Позором он ее считал.
— Да кто же, дед, этот Александр Васильевич?
— Кто да кто? — рассердился сторож. — Один он у нас. Один был и есть на всю Россию и Украину один… Известно, кто — сам Суворов. Он самолично это место для города определил вместе с Деволаном… Слыхивал о таком инженере, а? Так Суворов затем письмо государыне послал, дай Бог вспомнить… Ага… «Здесь быть городу купно с гаванью…» Запомни, казак, эти слова…