И это был вовсе не праздный интерес Скаржинского. Ему, как самому крупному помещику на Юге Украины, было необходимо знать, что делается в Одессе, которая являлась не только основным рынком, где он сбывал выращенную на полях своего имения пшеницу, но и главным базаром и магазином, где закупали все необходимое жители Трикрат. Здесь находилось и губернское военное начальство. От его злой или доброй воли зависело в той или иной степени существование всех жителей черноморского края. Всех, в том числе даже привилегированного сословия, к которому принадлежал Виктор Петрович. Затем ему хотелось, чтобы о делах в городе узнал и его воспитанник, которому такая информация могла бы в дальнейшем быть полезной. Скаржинский смотрел в будущее и не оставлял надежды со временем сделать из Кондрата дельного помощника Пьеру. Он и на этот раз усадил воспитанника рядом с собой, чтобы тот присутствовал при беседе, к которой сразу приступил как только исправник пообедал.
— А скажи-ка, любезный Василий Макарович, как ты до такого попустительства к беспорядкам докатился в вверенном тебе городе?
Василий Макарович ожидал от своего бывшего командира этого неприятного вопроса. Но тот его пока не задавал, и Василий Макарович даже думал: слава Богу, пронесло. Своего бывшего эскадронного он не только уважал, но и боялся. Даже более, чем самих градоначальника или полицмейстера. Боялся потому, что именно по воле этого бывшего эскадронного он и занял в свое время должность исправника, и ему было понятно, что Виктор Петрович мог не только его «поставить» на такое место, но и убрать.
Исправнику были памятны слова, сказанные тогда эскадронным о том, чтобы он исправлял свою должность честно. Чтобы порядок был такой, как когда-то в эскадроне, и он твердо обещал исполнить все это. А теперь унтер чувствовал перед своим бывшим эскадронным большую вину, потому что, если градоначальник и полицмейстер на него иногда нагоняли только страх, то перед бывшим командиром он испытывал и какое-то угрызение совести… Начальство Василий Макарович еще мог и обмануть, в крайнем случае, «умаслить» очередным «хабаром», а вот с Виктором Петровичем дело обстояло сложнее. И он чувствовал перед ним какую-то вину. Что это такое? Что? Василий Макарович точно и сам не знал. Может быть, заговорила солдатская совесть. Она пробуждалась в бывшем унтере при встрече со своим бывшем командиром.
Вот и сейчас, когда Скаржинский попросил его, чтобы он рассказал обо всем без утайки, Василий Макарович не смог слукавить и, как провинившийся школьник перед учителем, только растерянно и смущенно хмурил жесткие, клочковатые брови.