Но вдруг она насторожилась…
Знакомые, твердые шаги раздались за дверью.
Это— царь, явившийся к ней в час обычного своего посещения.
Он имел обыкновение входить не стучась и не спросясь, обыкновенно подходил к ней, целовал ее и садился рядом с нею.
Он и на этот раз сделал то же, обнял и поцеловал ее, но не сел.
Лицо его было бледнее обыкновенного, и брови хмуро насуплены.
— Здравствуй, Машенька, — сказал он отрывисто.
— Здравствуй. Ты нездоров?
— Напротив. Мне только что говорили, что ты нездорова.
— Да, я чувствую себя нехорошо. Недужится что-то. Садись же.
— Нет, я не сяду.
Она подняла брови в изумлении.
— Почему же?
— Мне некогда, — сухо сказал он. — Я занят, меня ждут дела.
— А!.. — протянула она, и лицо ее приняло недовольное выражение. — Так ты оставляешь меня одну?
— Жаль, но так должно. Ежели же ты хочешь наградить меня за утраченное время, в которое ты не увидишь меня, то сделать это легко.
— Как? — спросила она.
— Ныне ввечеру указал я быть у Зотова конклаву. Ведомо тебе, полагаю, что сия за штука. Там бывает весело. Люди веселые и разговоры вольные, и вино доброе. Ныне указал я быть и дамам — веселье будет всем нам. И новые лица будут: только что прибывший из своих дальних вотчин Телепнев с женою, вдовою Стрешнева покойного.
Рука Марьи Даниловны дрогнула и чуть не выронила чашку…
— Что с тобою, моя милая? — спросил ее Петр, взглянув ей прямо в глаза.
— Ничего! — резко ответила она.
Царь засмеялся.
— Ага! Уж не знаешь ли ты Телепнева? — проговорил он.
— Не знаю… то есть… встречалась когда-то.
— Чего доброго, может, он когда и любил тебя, а женился на другой? Того ради и в гнев велий пришла, имя его услыхав.
— Никогда того не бывало! — твердо ответила Марья Даниловна.
— А ты не сердись! Ведь это шутки для ради сказал я.
— Я не люблю, когда со мною такие шутки шутят, государь.
— Ну, полно, Даниловна. Не всяко лыко в строку. Ну, так вот взял я себе в приятную уверенность, что и ты будешь на конклаве том.
Она решительно покачала головой.
— Спасибо, что меня в мыслях держал, государь, и прошу — извини меня. Я не могу быть! Я уже сказала тебе, что мне недужится.
— До вечера еще далече и, глядишь, все болести твои пройдут.
— Нет, государь. Я редко болею, но когда болею — это на несколько дней.
— Я пришлю тебе своего медикуса.
— Он не поможет.
— Ну, кто знает!.. Не унывай. До свиданья! Смотри же, вечером жду беспременно. Без тебя мне и праздник не в праздник. Одначе, заболтался я с тобою. Будь же здорова.
— Прощай, государь, но не жди меня.
Петр круто повернулся к ней и, совершенно изменив свой добродушный тон, сказал ей резким, сухим и властным голосом, тем голосом, которым он всегда говорил с неугодными или прогневавшими его подчиненными: