Хемон сокрушенно покачал головой. Он понимал, что этот человек не оставит их с мальчиком в живых.
– Сподвижников у нас нет. Мы с Сабестетом – последние. Когда ты… свершишь задуманное, можешь гордиться тем, что полностью уничтожил меджаев.
– Едва ли вы – последние, – снова возразил Бион, у которого пока хватало терпения на разговор. – Думаю, в Египте еще много тех, кто разделяет ваши идеалы и называет себя меджаями.
Бион подошел к жаровне, подул на угли, и те ярко вспыхнули.
– Люди, о которых ты говоришь, не настоящие меджаи. Самозванцы, идеалисты. Неудачники, не нашедшие себе места в нынешней жизни и потому забавляющиеся противостоянием ей. – Хемон поморщился и плюнул на пол. – Таких полным-полно, но все они не настоящие последователи нашего учения.
– То есть они не наследственные меджаи. Ты это хотел сказать? – спросил Бион.
Хемон кивнул:
– А родословная прервалась. Она прервалась здесь, много лет назад, когда в родах умерла моя жена и следом умер новорожденный сын. Убей меня, и слабое пламя угаснет навсегда. Наше братство прекратит существование, и твоя работа будет выполнена.
Бион вздохнул. Внутри он искренне восхищался мужеством этого старика. Даже сознавая, что игра проиграна, Хемон продолжал гнуть свою линию. Но Биону требовалось знать наверняка. И к тому же…
– Ты прав. Прежнее поколение меджаев на грани вымирания, – сказал он Хемону. – Но пославшие меня нашли в Александрии любопытные свитки. Там сказано, что твое братство намерено возродиться, что подрастает новое поколение меджаев, готовое разжечь угасающее пламя. Ты называешь себя последним настоящим меджаем. Но медальон, добытый мной не так давно, доказывает обратное. Сделай одолжение, не вынуждай меня на крайние меры и просто расскажи, где я могу найти остальных.
Хемон покачал головой, однако Бион умел развязывать языки.
– В таком случае… Думаю, ты не хуже меня знаешь, чтó будет дальше, – сказал убийца. – Я кладу горячие угли на миску. Она нагревается. Крыса старается выбраться наружу. Поначалу она грызет миску, но потом соображает, что миска ей не по зубам. Тогда крыса оставляет бесплодные попытки и начинает выбираться иным путем. Знаешь, каким? Или мне подсказать?
Сабестет застонал. Хемон замотал головой. Слова Биона и впрямь звучали чудовищно.
– Это больно, Хемон. – Бион говорил нарочито спокойным и даже слегка ленивым тоном. – Боль жуткая. И длится она столько, сколько крыса будет выбираться наружу. Иногда крысы надолго застревают… внутри. Я это уже видел, поскольку, как ты догадываешься, проделываю такое не впервые. Подобной смерти я не пожелал бы никому.