Где я с ним познакомился? Чёрт его, не помню. Помню только, что первый и последний раз в жизни воспользовался личной связью с ним для того, чтобы устроить маленькую Настю в литературный институт.
Я ему сказал, что она дико талантлива. И дал её тексты. Плохо тогда неоформленные в книгу, но куски её текстов с восклицательными знаками.
Хотя был уже август (1998 год), её тексты в Литинституте прочла приёмная комиссия, и её взяли, решили взять, спасибо Сергею Николаевичу.
Сейчас он умер, и Настя из моей жизни ушла (точнее, я сам её ушёл), и вот сижу я и делаю единственное, что мне лучше всего удаётся, – пишу, скользя шариковой ручкой по дешёвой бумаге, воссоздаю не такое уже давнее, хотя уже и несвежее – 20 лет, прошлое.
– Берём твою пассию! – сказал мне Сергей Есин, когда я пришёл к нему за результатом. – Очень уж талантлива. Нельзя не взять.
Прошли какие-то годы, я и в тюрьме отсидел, и в лагере, и всё ещё спал с Настей, хотя уже отношения умирали, и я огрубел за решёткой, и она окаменела без меня. Потом расстался.
Сергей Николаевич был тогда, когда пригласил меня в Гатчину, ещё ректором Литературного института. Я вышел из лагеря в июле 2003-го, а в феврале поехал на первый и единственный в моей жизни кинофестиваль – «Литература и кино» он назывался и проводился именно в Гатчине.
Я поехал со своим главным охранником, можно сказать пышнее – руководителем службы безопасности Михаилом Шилиным. А на хрена поехал, чёрт его знает. Когда ты выходишь из лагеря, то тебе просто хочется жить, двигаться. Помню, что в поезде в несколько вагонов которого нас загрузили, то был сидячий поезд в Петербург, ко мне подошёл седой пожилой мужчина и, назвав себя (имени я не уловил, так как поезд стучал, а писатели и люди кино кричали, выпивали даже), упомянул что я когда-то шил ему брюки из польского вельвета. И тут я его вспомнил. Мирон Черненко, кинокритик родом из Харькова, специалист по польскому кино, из круга моей первой жены Анны Моисеевны.
Мне так не хотелось беседовать с седым бледным одутловатым человеком, что я предложил ему перенести наш разговор в Гатчину. Когда доедем, поселимся, и несколько дней у нас будет. Он как-то обречённо, как мне показалось, поглядел, согласился и прошёл на своё место.
Сбор у нас был на привокзальной площади Московского вокзала в Петербурге, и мы с Михаилом стояли среди шумной толпы этих «гражданских» женщин в пончо и шляпах, разбухших от времени и переедания мужчин, обменивались впечатлениями от их неорганизованности.
Как вдруг. Меня даже качнуло вместе с толпой, кто-то свалился нам с Мишкой прямо под ноги. Пригнали тележку носильщика, куда-то повезли тело. Слухи стали циркулировать, что умер. Сердечный приступ. Черненко. Кинокритик.