Глава третья
Кровавые праздники проклятых
А случилось это давным-давно. Летом. Когда в садах Багдада всю ночь пели соловьи, и воздух был напоен ароматом роз.
Некий купец перестал доверять жене, которую любил. И из-за этого ступил он на дорогу, которая привела его в самое сердце тьмы. Вот его рассказ.
Звали купца Абул-Хассан, а её — Надилля. Он был богатым и могущественным. Она — дочерью старого ученого, чей невзрачный маленький домик затерялся в бедном квартале города. Но когда весной богатый купец впервые узрел её, красота этой женщины заворожила его. Вскоре после этого он забрал Надиллю от её тихого, робкого родителя и сделал своей женой.
В доме, куда он привел её было бесчисленное множество комнат и внутренних двориков, но Надилля, казалось, мало этому радовалась. Она лишь забивалась в самые тенистые, темные уголки и все жаркие летние дни заботилась лишь о том, чтобы укрыться в прохладных тенистых местах подальше от солнца, которое ослепительно сверкало на белых стенах и упрямыми лучами просачивалось сквозь густые веера пальм. Она почти ничего не ела. В какой-то полусонной задумчивости она не замечала прислуживавших ей людей. Нехотя, словно заставляя себя, она выходила из своего укромного убежища, чтобы встретить мужа.
Но когда исчезал дневной свет и зажигали лампы, Надилля оживлялась. Освежающий вечерний бриз, казалось, возвращал её к жизни, возрождал, и становилась она той нежной и ласковой женой, какую желал Абул-Хассан. С игривой улыбкой манила она его в постель. Восхищенный Абул-Хассан забывал её дневную апатию, объясняя это изнуряющей дневной жарой. И силы её восстанавливала, считал он, вечерняя живительная прохлада. Сон купца каждую ночь был глубоким, спокойным и без всяких сновидений.
Но однажды Абул-Хассан вдруг внезапно проснулся среди ночи. Его жены не было рядом, не нашел он её и в других комнатах. Некоторое время Абул-Хассан лежал неподвижно, но постепенно мягкий шелест пальмовых веток за окном снова навеял на него сон.
Проснулся он опять только тогда, когда тягучее пение муэдззинов поплыло над городом от минарета к минарету, призывая праведных мусульман на утреннюю молитву. Надилля только что возвратилась. Он тайно из-под ресниц наблюдал, как она снимала плащ и покрывало, и даже не шелохнулся, притворяясь спящим, когда она нырнула в постель.
На следующую ночь она исчезла опять. На третью ночь он последовал за ней.
Она легко бежала по улице, минуя сады и исчезая за углами, будто на тайное желанное свидание. Абул-Хассан не отставал. Она же устремилась вниз по извилистым улочкам вдоль тихой теперь аллеи базара и, наконец, остановилась у ворот обнесенного стеной дома в самом старом квартале города. Ворота, казалось, сами перед ней открылись.