Держась в тени, таясь, Абул-Хассан последовал за своей женой во внутренний двор, по крутой каменной лестнице и в длинный коридор. Здесь он вдруг остановился, поняв, какое он совершает святотатство. Это был семейный склеп. По стенам в ряд стояли саркофаги.
Он медленно продвигался вперед, следуя за слабым позвякиванием серебряных браслетов, которые носила на лодыжках Надилля, и за шорохом её шелковых шаровар. Довольно скоро он достиг прохода под аркой. Позвякивание стихло. Растерянный, он остановился и стал оглядываться вокруг.
Перед ним открылся каменный склеп, слабо освещенный укрепленными в нише стены похоронными светильниками. И там, среди груды человеческих костей и погребальных жертвоприношений, стояла на коленях его жена. Когда Абул-Хассан разглядел, что она делала, сердце его забилось.
Тяжело дыша и постанывая, Надилля выдирала из гроба тело покойника. Она выдернула оттуда руку и с жадным рычанием впилась своими маленькими острыми зубами в серую мертвую плоть.
Абул-Хассан замер. Опомнившись, он выскользнул из склепа и помчался домой. Всю эту длинную ночь он лежал без сна, терзаясь мрачными и беспокойными мыслями. На рассвете его жена снова скользнула в постель, раскрасневшаяся и с тяжелыми, набрякшими от бессонной ночи веками. Ничего он ей не сказал, но весь следующий день пристально наблюдал за нею. Она была такой же, как и прежде — отсутствующая, вялая, прячущаяся в тени и воспрянувшая, лишь тени удлинились и наступили сумерки.
Абул-Хассан предложил ей поесть. Она отказалась, но ласково улыбнулась ему. И тут, увидев хищный проблеск её белых острых зубов, он не смог сдержаться:
— Может быть, ты желаешь мяса мертвецов, жена? — спросил он.
Она одеревенела. Глаза её сверкнули, губы широко раздвинулись в ужасной усмешке, исказившей её хорошенькое личико. И вдруг, легкая, как кошка, она прыгнула на него.
Абул-Хассан был готов к этому. Своим кривым ножом он заколол жену. Похоронил он её тут же, без подобающих церемоний за стенами своего дома, чтобы не осквернять его. Если слуги и заметили что-либо, они не посмели и рта раскрыть. Абул-Хассан был суровым хозяином, а странная и молчаливая женщина, которую он привел в дом и сделал своей женой, не снискала ни их любви, ни расположения.
Но на этом злоключения Абул-Хассана не закончились. Он понял это на третью ночь после убийства. Когда он, пробудившись от беспокойного сна, смотрел в окно на мигающие между листьями пальм ночные звезды, жена его, или, скорее, некое призрачное подобие его жены, пришла к нему.
Она возникла у изножия кровати и поднялась среди подушек и ковров, устилавших пол. Белая рубашка окровавленными лохмотьями прилипла к её телу, кровоточила рана в боку, которую нанес ей Абул-Хассан, одна рука висела неподвижно, лицо было похоже на застывшую маску, губы отвисли, глаза глубоко запали. Она двигалась, но не как живая — резкими толчками, угловато, как марионетка.