— Если тебе не трудно, ты иногда удостаивай моего мужа вниманием.
У меня аж в глазах потемнело. Я не нашлась, что ответить, а Содгэрэл рассмеялась и весело сказала Нацагу;
— Я же тебе советовала по утрам и вечерам в лес ходить… Видишь, сегодня не зря прогулялся! Правильно говорят: идущий глупец лучше сидящего мудреца… Заваривай–ка чай, муженек.
Так начался тот день. Вечером все собрались у Нацага. Мы смотрели с ним друг на друга, словно виноватые. Содгэрэл слегка упрекнула Жаргала, что вчера не зашел, и принялась угощать гостей. Начался разговор о городских новостях, о жизни вообще, о хозяйственных наших делах, об одежде. Содгэрэл то и дело кокетливо вскидывала на Жаргала глаза, отчего тог смущенно краснел, и все время хохотала. Она вскакивала и садилась, ходила по комнате, одним словом, хлопотала. Оказывается, от женской радости на лицах гостей расцветают улыбки, а разговор становится естественным и легким. Содгэрэл хотела показать, каким умом и тактом должна обладать женщина, чтобы гостям было радостно и весело. Водка и та становится слаще. Содгэрэл уже не казалась мне совсем нехозяйственной.
Нацаг, закончив стряпню и подав на стол угощение, сел к столу. Жаргал тут же сказал, что Нацаг — пример для любого мужчины. В поварском искусстве с ним мало кто может сравниться. Нацаг смутился так, что, кажется, готов был под стол спрятаться. А Содгэрэл кокетливо улыбнулась, показав ровный ряд крупных белых зубов, и с прирожденной естественностью обратилась к мужу:
— Скажи, Нацаг! Правда ведь Жаргал красивый парень?
На лице ее не было ни тени смущения. Конечно, красивого парня можно назвать красивым, но я, например, не решилась бы задать такой вопрос мужу. Может быть, именно робость сделала мои взгляды отсталыми, а меня превратила в рабу чужой воли. С другой стороны, мне и в голову не могло прийти изменить уклад моей жизни, потому что создан он не мною, а зародился в глубинах веков. И все же человеческий разум способен объять очень многое. Нельзя забывать, что разум породил в человеке способность восхищаться прекрасным, способность любить и уважать другого человека. Наверно, из разума же проистекает наша вера в чистоту собственных желаний и помыслов.
Разговор за столом продолжался, но смысл слов, простых и понятных, временами совершенно ускользал от меня.
Нацаг с явным восхищением посмотрел на Жаргала и ответил жене:
— Конечно, красивый!
Если бы я сказала подобное Цэнгэлу, он наверняка сделал бы вид, что не понял моих слов или не слышал их и буркнул бы в ответ что–нибудь наподобие: «Подбрось–ка дров в печь, прохладно стало». А что он сказал бы мне потом, дома? Наверно: «Вы, женщины, только порочите мужчин. Никаким образованием природу вашу не изменишь».