Салтычиха наконец к нему вышла.
– Чему обязана посещением вашего благородия? – спросила она, садясь, но не приглашая полицейского офицера садиться.
Поручик в приличных выражениях, стоя перед Салтычихой в приличной же позе, объяснил цель своего посещения.
Салтычиха, внимательно выслушав поручика, покачала головой и долго не спускала с него глаз, точно стараясь разгадать, что ему надо и на что он, собственно, способен.
Поручик стоял и тоже смотрел на Салтычиху с приличным его званию достоинством.
– Ну и что ж? – спросила затем Салтычиха.
– Приказано касаемо следствия… – отвечал скромно поручик.
– Следствуй, ваше благородие, следствуй! Вот я вся тут, вся перед тобой, ваше благородие, и весь мой дом к твоим услугам. Гуляй, бегай, а то и спать ложись – благо, вишь, вечереет. Я баба сговорчивая.
Последние слова были сказаны Салтычихой с особенной выразительностью. Поручик заметил это и проговорил с не меньшей любезностью:
– О, сударыня, сговорчивый человек и я. Но… знаете ли… служба… обязанности… мы должны блюсти… нас посылают… Служба дело очень, сударыня, серьезное, службой шутить не следует. Но мы все же люди, и завсегда доподлинно нам известно, с кем и как вести себя нам, офицерам, следует…
По-видимому, поручик был себе на уме, птица, как говорится, стреляная. И хотя говорил он не особенно красноречиво, но своей речью передавал именно то, что хотел передать и что ему передать было необходимо.
Салтычиха опять слушала его внимательно, а потом, вдруг как бы спохватившись, предложила:
– Да что ж ты не садишься, ваше благородие? Садись!
– О, я и постою, – скромно ответствовал поручик и как-то своеобразно взмахнул глазами на дверь.
Стоявший там драгун вдруг отрапортовал:
– Вашбродь, надо бы команду оглядеть, не разбрелись бы!
– Пшел! – было ему ответом.
Драгун вышел.
– А и ловко ж у тебя, ваше благородие, все это обстроено, вовсе по-умному, – заметила с улыбкой Салтычиха, когда драгун скрылся за дверью.
– Нельзя-с… служба-с…
– Ну вестимо… понаторел…
– Служба всему научит…
– Ну вот и скажи: как тебя, ваше благородие, служба научила побывать в доме Панютиной? Сколько дано?
– Даны пустяки-с… – отвечал, не стесняясь нисколько, поручик, потому что дело это до того было обыкновенным в описываемую эпоху, что о нем говорили не краснея, как не краснея и брали.
– Kaкие ж пустяки?
– Десять золотых-с…
– Ври больше! – не утерпела, чтобы не заметить, Салтычиха, точно поняв, что поручик нагло соврал: он получил всего только пять золотых. (По тому времени и это были деньги весьма изрядные.)
Поручик нашел необходимым уверить Салтычиху в своей честности.