Это – занятия плаванием, по утрам, после упражнений «всухую», с которыми я ещё как-то справлялась, но потом в воде никогда не могла повторить. Вечный Олег спасает, когда бы я к нему ни прибегала. Может, это именно он – тот, кто руками разводит холодную воду, что смыкается у тебя над головой. Или вызывает подъёмный кран до того, как становится уже невмоготу.
Это – вера, что на худой конец станешь медсестрой – сестрой врача, которым стал мой старший брат, – если уж не преемницей двух инженеров. И успокоительная уверенность, что кто-то уже знает, кем мне быть – внешне, для окружающих, – тогда как про себя я давно решила, ещё до того, как Оскар окончательно оглушил мне уши жестяным барабаном, что я никогда не стану старше семи, как и никогда не покину свой двор.
Это – тайное насилие, на улице и дома. Приватная сфера часто была открытой. Мужчины, которые в предостерегающих рассказах не только заманивают чем-то вкусным, но и средь бела дня подходят к группе детей с непонятными намерениями. Это – дети, которые в один прекрасный день больше не спускаются вниз поиграть. Это – дети, которые защищаются группой. Это – наверняка и другие истории, с которыми мы рассеялись по улицам мира, в уверенности, что вернёмся к ужину. Как будто этот кусочек моря и этот кусочек земли могли нам крикнуть, что за вздор это всё, былые карлики давно уже укрылись за семью горами.
Это – дети, которых на все три месяца летних каникул отправляли к родственникам в Севастополь из Москвы, Петербурга или с Камчатки. Они привозили свои истории и уезжали с нашими, загорев до черноты. Каждое лето вырастаешь вдруг из всего, но всё равно не дорастаешь до одежды старших братьев и родителей. Импортные выражения новичков иногда сохранялись дольше, чем память об их смутных лицах. Например, они привезли с собой весёлое слово сугроб – я два лета подряд удивлялась фантазии, которая могла такое выдумать, пока мне не показали фото со снегом метровой высоты, белым по чёрному.
Мальчишки, которые с садистским удовольствием вырывают у тебя из рук бордовую скакалку из тяжёлого пластика (если ею стегать, больно). Им безразлично, что у тебя день рождения и это твой дорогой подарок. На тебе платье, гольфы, с твоего дня рождения начинается тёплое полугодие, и ты теперь ускачешь от любой серой усталости. Ты смотришь, как один из мальчиков, брутально быстрый бегун, покрикивающий на своего младшего брата, а то и поколачивающий его, использует твою скакалку для того, чтобы между двумя кустами отгородить мальчишечью палатку. Ты не знаешь, как, но вдруг сидишь в этом укрытии, в кустах неподалёку от места под забором, где пекут картошку, с этим жилистым мальчиком. Вы говорите между собой как два вождя разных индейских племён. Ты пытаешься быть как можно более осторожной и выговорить мирный договор. Мальчишки, которых лучше избегать, когда они в стае, поодиночке вполне милы – тихие моменты, беседы на задержанном дыхании, спонтанные поэтики невысказанных симпатий.