Но ещё там, перед самым отъездом, вскоре после землетрясения зазвонила в колокола одна фраза из телевизионных сериалов: ничто уже не будет таким, как прежде. Ты внезапно понимаешь, что имелось в виду. Вместо выигрыша жизненного смысла заводится протокол потерь. Пробивается охота к стихосложению, которая – вопреки многим причинам держать язык за зубами – всё-таки лезет наружу, как трава сквозь трещины в бетоне. Асфальт в России трескается постоянно, потому что температурная кривая проходит в любви к контрастам: летом слишком жарко, зимой слишком холодно. Только не в Крыму.
Там почва прогибается от толчков роликами. Или на почве подземной активности гор. Она разрывается и обнажает ту эстетику атмосферы, которую я за едой разделила бы всеми чувствами со всеми – как в опере, – если уж не в ломаном, пере-ведённом, пере-саженном, запоздалом, промазанном, попавшем не на ту клавишу слове. Тогда земля разверзается и даёт волю охоте.
Желание построить обозримую, достойную защиты планету, мир из свободно ассоциируемых составных частей, в котором ты режиссёр во время всей игры. И пусть ключевые слова врезаются глубже, чем штыковая лопата для крымской картошки, извлекающая на свет патронные гильзы. Вот – сплавление с идеальным социумом взрослых и защитой границ, полёт фантазии и объезд неизбежного «надо», программа разгрузки, трогательная сцена, надёжное представление действующих лиц. Даже если они тривиальны, ты свихнёшься, если долгое время не сможешь снимать свой кукольный фильм.
Разыгрывать альтернативные семьи, дружбы, немые здания и службы. Оформительский взгляд за кулисы. Бери чужие образцы. Игра – новаторство и плагиат. Демиургически-демократически каждый может поставить рядом свои желанные или имеющиеся, вспомненные, сбережённые, дарёные игрушки – своих первых истинных друзей – и прикинуться то одержимым, то дежурным, вести себя воспитанно и неистово, взять себе из «раньше» то, что нужно теперь. Заглянуть внутрь других ролей, перепробовать их в примерочной кабинке для кукольных платьев.
Я беру металлический «конструктор» и ящик с игрушками напрокат. Играю, будто фотографирую их – окунаю в тогдашнее – в цвете и с вредным для здоровья запахом резины. По-русски это называется кайф. Кайф ловят как рыбку или волну для сёрфинга. Мирное довольство, слегка зловещее и сомнительное, пронизанное светом до жары, потеть разрешается, внутренние голоса выступают наружу. Страхи привидений и плюшевые желания в пластиковом исполнении. Мы слышим их и смотрим на них, склоняемся перед ними и разметаем перед ними площадку. Я протестую, когда мать в конце дня или перед тем, как ей захотелось вымыть пол, настаивает на том, чтобы я убрала соответствующую нагромождённую инсталляцию.