40
нам новейших наукообразных догм. В большей степени познавательно ценен и для нашей темы интересен материал текста, относящийся непосредственно ко времени арабского, точнее, аббасидского халифата.
В материале этом самое важное — имена и характеристики деятельности предшественников автора. Список мореплавателей с побережий халифата благодаря книге Ахмада ибн Маджида резко возрастает, и за каскадом имен все отчетливее проступают черты сложившейся системы. Мухаммад ибн Ша-зан, Сахл ибн Абан и Лайс ибн Кахлан — первые, кого помещает в этом списке арабский мореплаватель. Они — «сочинители, не слагатели», т. е. пользовались материалом из вторых рук, не добывая его личным опытом; они водили суда лишь в акватории Персидского залива, предпочитая прибрежное плавание, и не отваживались выйти в открытое море; они — «сочинители, а не испытатели». Так, они описывали режим плавания у побережий «подветренных» стран, лежащих к востоку от мыса Коморин в Индии, и даже в китайских водах, однако приводимые сведения заимствовали из более ранних источников. Но при всем том они — поэтическая душа Ахмада ибн Маджида неравнодушна к игре слов, а имя одного из триады означает «лев» — должны быть названы «тремя львами моря»; сам пишущий — лишь их продолжатель... «Преемник начинает оттуда, куда дошел предтеча, и мы почтили их науку и сочиненье, прославили их способность — да осенит их милость божья! — сказав: „...я — четвертый после этих трех"». Благородство многое пережившего человека сквозит здесь в каждом слове. Когда эти слова писались, перед глазами водителя судов, рано начавшего трудовой путь, одна за другой вставали картины опасных переходов по морю и думалось, что не всякому под силу тревожный жребий морского труженика, но уж кто не ушел с палубы, тот мечен высшей пробой человеческой; чужие заслуги способен оценить лишь имеющий их сам. Однако уже первые слова приведенной фразы подразумевают идею развития, движения знаний и приемов по восходящей линии, преемник — отнюдь не механический подражатель: «Но часто в той науке, которую мы первыми создали в отношении открытого моря, один листок по своей убедительности, достоверности и полезности, способности верно водить суда и указывать им путь стоит большей части того, что они сочинили». «Четвертый лев» знает себе цену; он не страдает идиотской болезнью ложной скромности, убившей так много талантов, рассеявшей саму память о них. «После моей смерти придет час, когда люди оценят каждого из нас». Тексты Ахмада ибн Маджида, даровавшие имени своего создателя долгую жизнь, оправдывают его высокое