Он крест здесь некогда воздвигнул на утесах
И город основал, придя, как пилигрим,
Из дальных южных стран, в руках пастуший посох,
Великий под плащом монашеским своим.
Он чудеса творил. Народ внимал и плакал
На светлых просеках, в таинственных лесах,
Где прорицал языческий оракул
И руны древние чернели на камнях.
Он стал потом, как сон, невозвратимым,
И был он весь — печаль и красота,
Что некогда сползла с позорного креста
К скорбящим и гонимым.
Он бережно хранил их хрупкие сердца,
Разбитые безжалостной рукою;
Он обещал им счастье без конца
И убаюкивал евангельской мечтою.
Потом король, палач и судия
Его слова, принявши, исказили,
И тексты древние явились в новой силе,
Как меч карающий законов бытия.
И против милости, которую с любовью
На обездоленных он призывал,
Восстала жизнь, внезапная, как шквал,
Безумная и залитая кровью.
Но он в сердцах растопленных пребыл,
Как солнце кроткое смиренья и прощенья,
И черпало народное терпенье
В его лучах источник новых сил.
И празднуют его весною, в мае, рано —
Целителя болезней и скорбей.
И матери несут детей
Омыть в струе старинного фонтана.
Звучит в конце печальных литаний
Широкое и благостное имя
В сияньи свеч, в колеблющемся дыме,
В мерцаньи риз, крестов и панагий.
На фоне старого романского портала
Встает его годами стертый лик,
И камень весь дрожит, когда несется зык
С высот зовущего металла.