— Ты, наверное, голодна.
— Издеваетесь? Как мне, по-вашему, есть?
Идти в темноте было странно, поэтому я ступала с осторожностью, опасаясь обо что-нибудь споткнуться.
— Нет. — Теперь в голосе Кейна проскользнула насмешка. — Я позабочусь об этом.
Он нажал мне на плечи, отчего мои ноги подкосились и я, замахав руками, полетела вниз… Полетела бы, если бы не уселась на сундук. Зато теперь знала, где нахожусь. Только в эту минуту я прочувствовала всю суть наказания. С завязанными глазами я оказалась беспомощнее новорожденного котенка. Нелепая, смешная, целиком во власти Кейна Логхарда. В еще большей власти, чем была.
Судя по шагам, артанец отошел. Затаив дыхание, я прислушивалась ко всем шорохам: шелест ткани, звон стали, всплеск воды. Хотелось стянуть ленту и посмотреть, что он делает, наблюдает за мной или нет. Проклятая неизвестность!
— Что вы делаете? — поинтересовалась я. К счастью, разговаривать мне не запретили.
— Узнаешь.
Я сжала губы и насторожилась, когда Кейн вернулся.
Он уселся рядом так, что наши бедра соприкоснулись, окутал терпким ароматом трав. Сейчас его близость ощущалась куда острее, чем когда я могла видеть. От этих ощущений покалывало в ладонях, по телу пробегали волны дрожи. Когда страх мешается с предвкушением, и не знаешь, что сильнее.
Когда моего подбородка коснулись горячие пальцы, неосознанно отпрянула, но Кейн удержал. Я почувствовала прикосновение металла к губам, в нос ударил яркий ягодный аромат.
— Пей, — приказал артанец и надавил на подбородок, заставляя меня запрокинуть голову.
Мне ничего не оставалось, как сделать глоток крепкого вина, которое отозвалось сладостью на языке и согрело горло. Я, наверное, выпила половину кубка, прежде чем Кейн забрал его. Голова уже слегка кружилась, когда обоняния коснулся запах хлеба и сыра.
— Я могу есть сама, — отвернулась, когда поняла, что задумал артанец.
— Не можешь. Потому что я так хочу. Бери.
Губ настойчиво коснулся кусочек хлеба, в который я с остервенением вгрызлась.
— Осторожно, — сказал Кейн, — ты же не хочешь откусить мне пальцы.
— Если бы могла, я бы отгрызла вам руку! — прожевав, заявила я и услышала тихий смех.
Вслед за хлебом был сыр, а затем вяленое мясо. Иногда мои губы касались пальцев Кейна, и тогда я вздрагивала и отстранялась. Потому что эти случайные прикосновения заставляли меня вспоминать о ночи в Каменном лесу и (о боги!) о ласках артанца. Это меня и злило. То, что я не могу сдержать охватывающее тело томление и обуздать собственные фантазии. Именно это было унизительно. Страшно унизительно.