К счастью для меня, я уже третий месяц регулярна посещал околоток, как больной туберкулезом, и приказ о моей отправке в шахты остался невыполненным. Но пять суток строгого ареста мне все же пришлось за свою оплошность отсидеть.
После случая с письмом я немедленно был отстранен от работы в библиотеке, но, как больной туберкулезом, до поры до времени оставался в лагере.
Весной 1918 года Германия напоминала кладбище. Приезжающие с работ пленные рассказывали самые чудовищные вещи про голод в городах и отчаянное настроение, которое царило повсюду. И то же самое мы чувствовали и в лагере, где голодали в полном смысле этого слова не только мы, русские военнопленные, но и немецкие солдаты, несшие в лагере караульную службу. Французы в своем жестоком смехе были правы, когда хвастались, что они за бисквит или кусочек мыла могут купить не только любую немецкую женщину, но и всякого немецкого патриота.
Немцам не чужды были уже и пораженческие настроения. Никто уже не верил в победу германского оружия, – по крайней мере, таких в лагере не было. Не верили и в благополучный исход войны. Все ждали чего-то страшного. Это уже было не что иное, как отчаяние.
На работах понрежнему жилось очень плохо. От голода русские военнопленные приходили в отчаяние и не верили ни во что.
Однако, при всем этом уже не было той враждебной заостренности во взаимоотношениях, какая наблюдалась в 1915 году. На работах пленные уживались с: немецкими рабочими как нельзя лучше. Другими стали и караульные. Это пришлось испытать мне самому в дни ареста. Происшедшие перемены подтверждали все товарищи, прибывающие с работ в лагерь по болезни,
В широких народных массах Германии росло недовольство кайзеровской политикой. В патриотической скале немецкого бюргерства и крестьянства стали появляться трещины, которые изо дня в день ширились я углублялись.
Русские пленные в массе своей ждали исключительно одного – возвращения в Россию. Измученные, изнуренные, – а таких было огромное большинство, – они почти перестали интересоваться политикой. Несколько сгладились враждебные настроения и в лагере. С наступлением весны лагерь снова опустел: на этот раз в лагере из русских остались исключительно больные. Перестала функционировать для русских военнопленных и лагерная почта, так как с ноября 1917 г. никаких писем и посылок из России не поступало. Прекратил свою деятельность и русский Красный Крест; его «склады» пустовали с Февральской революции, и ему нечего было распределять.
Все здоровые русские пленные были разосланы на работы. В лагере стало тихо. Шумно было только в околотке, где толпились больные, и то по утрам. Днем же больные бродили, как тени, по лагерю, глядели безумными глазами па зеленеющие буковые леса и извивающийся серебряной струей Везер… I , I