Мой синяк почти прошёл, осталась только густая желтизна вокруг левого глаза и припухлость на месте вырванных волос и по щеке. Я попыталась замаскироваться тенями, но выходило ещё хуже. Глаза становились глубже, приобретая тревожное отчаянное выражение, а отрастающие волоски бровей добавляли ненужной идиотской трагичности. Наконец, Ашот привёз мне дымчатые очки с простыми стёклами. В воскресенье мы с ним поехали за город и постояли возле моста.
Мне всегда хорошо рядом с Ашотом, спокойно и легко. Можно молчать или перекидываться ничего не значащими словами. Он умеет чувствовать настроение и никогда не посягает на моё внимание целиком. Он умеет дать понять, как чувствует себя сам. Мы удачно попали «в масть друг другу»: полюбовались на остатки жёлтой листвы, плывущей по воде к далёкому морю, послушали холодную туманную тишину над заросшей поймой, прошлись вдоль реки.
Ашот нашёл подветренное местечко под высоким берегом и мы присели на ствол дерева, обвалившегося с крутояра много лет назад.
— Так спокойно, как будто цивилизаций и в помине нет, а человек только что начал ходить по земле.
— Да, хорошо. Только холодно, зима скоро. Ты не замёрзнешь, Тина? Здесь слишком свежо. Я прихватил отцовский плащ, можно им накрыться.
— Давай, накроемся, если ты беспокоишься. Хотя мне не холодно… Садись поближе, я суну руку в левый рукав, а ты в правый — я подстелила подол плаща на выбеленный временем ствол и подхватила Ашота под руку. Мы уселись рядом в углубление между разветвлениями ствола, тесно сомкнув плечи. Толстый брезентовый плащ старого Баграмяна, в котором он изредка ездил на охоту, и в котором выросли, как в палатке для игр, все его дети, превратился в удобное и уютное убежище.
— Хоть бы настоящий снег выпал, что ли? — пожаловалась я, прикуривая от его зажигалки.
— Ты разве любишь снег, Тина? Обычно, злишься на зиму, не хочешь часто выходить на улицу.
— Люблю. Скучаю по хорошему снегу. Я только на здешнюю зиму злюсь, а по уральской скучаю. Это странно?
— Нет, конечно. Но… у природы нет плохой погоды. И всякое место имеет свою прелесть.
— А ты у нас философ, Ашот… Только вот на Урале я целую зиму ходила по хрустящему притоптанному снежку. Ну, иногда сама в сугробах тропинки прокладывала, на лыжах или ногами, а не скользила по холмам и пригоркам, покрытым ледяной корочкой, да еще при ветре, сдувающем с ног. Да ещё на десятисантиметровых шпильках…
Мы одновременно вспоминаем, как под прошлый Новый год «подрабатывали» Дедом Морозом и Снегурочкой по просьбе городской администрации и ездили с подарками для элитных деток по городу. Когда оказалось, что предоставленный нам шофер в стельку пьян, нам пришлось вечером топать пешком по кошмарному гололёду из престижного посёлка в Заречье до этого моста, где нас ожидал на своей шкоде Витька. На ту сторону он сунуться побоялся, потому что тоже был навеселе.