— Твою мать я и сам никогда не обижу и никому обидеть не позволю. Только дай нам переговорить с ней с глазу на глаз.
Люцита гордо, как в танце, развернулась (аж юбка круглым солнцем взметнулась) и вышла из палатки.
— Строптивые у нас дочери, — с доброй улыбкой сказал вслед ей Баро.
Земфира промолчала.
— Не ожидал увидеть тебя смеющейся, — продолжил Рамир.
— Это почему же? — с вызовом спросила Земфира.
— Когда уходила, была такая печальная…
— Ты, Рамир, только не обижайся, но мне иногда кажется, чем больше мы, женщины, плачем, тем сильней ваше самолюбие мужское тешим. Нельзя же вечно горевать. Жизнь-то продолжается.
— Правду говоришь, но вот… я сам себя не узнаю. Без тебя места не нахожу.
И снова Земфира промолчала. А что ей говорить, пусть Баро сам выговорится.
— Да, не нахожу, — печально продолжил Ра-мир. — Вроде и была ты в моем доме недолго. А как все изменилось… Нравишься ты мне, Земфира. Очень…
— Ты пришел мне это сказать?
— Не только это… Я прошу тебя: вернись в мой дом.
— Нет, Баро, я не вернусь.
— Почему? — грустно выдохнул Зарецкий.
— Вот я вернулась в табор, воздухом вольным подышала, мне стало веселей, легче, спокойней. А в твоем доме я совсем затосковала.
— Чем же тебе мой дом не угодил?
— Дело не в доме. Он всем хорош! Только я там — кто? Служанка?
— Неправда. Ты никогда не была служанкой в моем доме…
— Ну не служанка. Ну слово красивое для меня придумал — домоправительница!.. Какая разница! А по сути — все одно!
— Да и я сам не хочу, чтобы ты была домоправительницей.
— Ах вот как? — с притворной строгостью спросила Земфира. — Это чем же тебе моя работа не угодила?
Баро, совсем было загрустивший, рассмеялся:
— Вот и пойми этих женщин. Ты же сама только что говорила, что не хочешь быть домоправительницей…
— Эх, ничего мужчины понять не способны. То ж я сама говорила, сама отказывалась. И совсем другое дело — если ты моей работой недоволен.
— Да всем я доволен.
— Тогда чего пришел? — спросила Земфира, под-боченясь и совсем осмелев.
— Тьфу ты! Не даешь мне сказать самого главного.
— Ну говори.
— Я прошу тебя стать моей женой, — выпалил Ра-мир какой-то юношеской скороговоркой.
Весь кураж мигом сошел с Земфиры, осталась только беззащитная растерянность. А на глаза мигом навернулись слезы.
— Тебе плохо? — бросился к ней Зарецкий.
— Нет, Рамир. Просто сколько ни ждешь таких слов, а всегда неожиданно все происходит.
— Так значит, ты ждала?
— Неужели ты не чувствовал? Конечно, ждала. Мечтала. Я ведь еще девчонкой в тебя влюбилась.
— А мне всегда казалось, что ты меня недолюбливала.
— Это я, чтобы скрыть свои чувства, видимость такую создавала. Да только, по-моему, плохо получалось. Кроме тебя, все-все видели.