— Я ее не клею, а вот ты ее оскорбляешь.
— Я ее еще не оскорбляю. А вот ты ее уже склеил. Спишь с моей бабой — так хоть имей мужество признаться. Она же вон… тоскует по тебе, портретики твои рисует… Ждет не дождется, чтобы во весь рост запечатлеть. Скажи, а голым ты ей тоже позировал? Или некогда было?
Света заплакала, закрыв лицо руками.
Максим молча подошел к Антону, взял его за ворот рубашки. И потащил к выходу. Антон высвободился из его рук, пытался сопротивляться. Но Максим толкал его впереди, как бульдозер гребет мусор на свалке. Чувствуя, что физически он уступает, Антон постарался взять реванш лирическими отступлениями:
— И не надоело тебе побираться чужими объедками?
Максим продолжал молча толкать Антона к выходу…
— Нет, ну ты просто какая-то сексуальная гиена. Только на падаль смотришь. То цыганка вслед за мной. Теперь вот Светка…
Максим почувствовал, что больше не может молчать:
— Ты дурак. Тебе повезло, тебе досталась такая хорошая девушка, а ты так бездарно ее теряешь!
— Зато ты находишь. А вообще-то, я не хотел ее терять. Это ты украл у меня Светку! Ты! И я тебе этого никогда не прощу.
— Ты сам сделал все, чтобы ее потерять.
— Нет. Это ты сделал все, чтобы ее подобрать. Тебе же нравится все, что принадлежало мне. Ты подбираешь все, что я выплюнул.
— Убирайся!
Максим вытолкнул Антона за порог и захлопнул дверь.
Антон упал на землю. Пыль присыпала его лицо. Он с ненавистью забрал в дверь:
— Запомни, везде, где я был, — твой номер второй, — и пошел к машине, размазывая слезы по пыльному лицу.
* * *
Судьба помогла ей. Люцита все правильно смекнула, обо всем разузнала. В полнолуние Баро пришел в склеп. И там включил свет, и что-то внутри делал. А потом ушел.
Люцита подумала, что теперь она, в общем-то, и сама, без всякого Рыча, может достать это золото. Только зачем оно ей! Ей другое нужно — чтоб Кармелиту убрали с ее пути. А цыганское золото — страшная штука, отомстить может.
* * *
Успокоить Свету было не так-то просто. От каждого шороха она вздрагивала и начинала плакать.
— Успокойся, — говорил ей Максим. — Все закончилось.
— Я так боюсь, что он вернется, — всхлипывала Света.
— Не вернется. Только… Зачем ты его вообще впустила?
— Я не смогла его не впустить. Он просил прощения… Такой убогий. Хотел поделиться каким-то своим горем. Он был такой… жалкий… А потом… Будто его подменили… Начал говорить гадости. Озверел, как только твой портрет увидел.
— А зачем ты его нарисовала?
— Не знаю, — улыбнулась сквозь слезы Света.
— Вот… выпей кофе. Он, правда, уже остыл. Хочешь, я тебе горячий сделаю?