Поняв бесполезность криков, Сашка бросил коней, опрометью скатился со склона, не раздеваясь, кинулся в воду и поплыл туда, где уже скрывалась под водой голова Кармелиты — дочки Баро, выросшей, можно сказать, у него — Сашки — на руках.
Дальнейшее Сашка запомнил только фрагментами. Вот он подплывает, ныряет и обхватывает Кармелиту за плечи. Вот он еле-еле плывет с ней обратно к берегу. Вот уже кони, так и не добравшиеся до водопоя, принимают на себя драгоценную мокрую ношу, и он хлещет их, как никогда, подгоняя, торопит домой. Вот к ним бросается охранник Баро, помогает снять Кармелиту, и они заводят ее в дом…
Увидев мокрую до нитки Кармелиту, Земфира вскрикнула:
— Бог мой, что с тобой случилось?!
Но Кармелита молчала. Она, казалось, вообще не обращала внимания на суету вокруг. На крик Земфиры выбежал Баро и кинулся к дочке с расспросами, но Земфира его остановила:
— Постой, Рамир, сначала — горячая ванна, пока она не заболела. Потом обо всем поговорите.
Земфира увела покорную Кармелиту, а Баро бросился к Сашке:
— Где ты ее нашел?
— На озере, Баро. Точнее, в озере.
— Ничего не понимаю — она что, купалась там одетая?
— Нет, Баро. Прости, но мне показалось, что она хотела утопиться…
Всего несколько минут спустя Кармелита уже сидела в своей постели, согретая и сухая, — и только глаза ее оставались такими же холодными и непроницаемыми, как гладь озера.
Вокруг нее суетились Баро и Земфира, Рубина и Груша. Но Кармелита все смотрела и смотрела куда-то мимо них.
— Доченька, что с тобой случилось? Зачем ты пошла на озеро?
— Я хотела туда, где много воды, — Почему?
— Потому что в воде можно быть счастливой. Замолчал Баро. Не знал, что и сказать.
— Что с тобой, Кармелита? — спросила Земфира.
— Мне воды не хватает.
Груша метнулась к кувшину, налила воды, передала стакан Баро, тот протянул его дочери.
— Возьми, Кармелита, попей. Кармелита взяла стакан, но пить не стала.
— А я пить не хочу. Я счастливой быть хочу. Вот так: пить не хочу, а счастья хочу.
Кармелита наклонила стакан и из него пролилась тонкая струйка. Вдруг лицо Кармелиты просветлело.
— О! Смотрите! Течет! Вот счастье-то.
И Кармелита залилась смехом. Никогда еще Зарецкий не слышал от дочери такого смеха, от которого бы у него холодело все внутри, — и Баро схватился за голову. Не было прежде случая, чтоб цыганский барон растерялся, но вот же — случилось такое.
Рубина, сидевшая все это время в углу, горько покачала головой, встала, уложила внучку на подушку и выгнала всех из комнаты — девочке нужно уснуть.
Проснется — лучше станет.
* * *