— Одно дело — финансовые махинации, а другое — убить человека.
— Мама, я же не прошу тебя убивать Свету! — искренне удивился Антон.
— А ребенок что, не человек?
— Мамочка, ну относись к этому проще — это же просто аборт.
— Между прочим, я всегда была противницей абортов.
— Вот это новости! А кто ты — Папа Римский? Или все-таки мама Управская?
— А если бы было иначе, сынок, то и тебя бы не было. Вот так.
— Ладно, мама, давай конкретно: ты мне поможешь или нет? Пойми, Светка же сейчас на маленьком сроке беременности — потом поздно будет!.. Что молчишь, мам?
— Думаю.
— Значит, в принципе, технически — это возможно?
— В принципе есть такие препараты, что если их применить не вовремя…
Ну, словом, тогда может быть выкидыш. Но повторяю: я должна подумать.
— Мама, нет времени думать, надо действовать и действовать быстро.
— Знаешь что? Поехали к ней в больницу — я хочу поговорить…
— С ней?!
— С врачом ее лечащим. Антон успокоился:
— Я рад, что ты наконец решилась.
— А я еще ни на что не решилась. Поехали!
* * *
Проходя в свой кабинет, Игорь неожиданно натолкнулся на сидящую с бумагами в офисе автосервиса Олесю.
— О, привет, невестушка!
— Привет. Только уже не невестушка. Эту легенду можешь больше не поддерживать, я всем сказала, что мы с тобой расстались.
— Но я слышал, что ты уже больше не только не моя невеста, но и не астаховская горничная?
— Да, теперь я — астаховский бухгалтер. Вот, видишь, сижу, работаю.
— Здесь?
— И здесь тоже.
— Ну что ж, желаю трудовых успехов. Или даже так: желаю успехов в труде и в личной жизни! — и Игорь прошел в свой кабинет.
Эх, знал бы он, что последует дальше, вслед за первыми трудовыми Олесиными успехами…
* * *
Земфире было страшно за Рубину — здоровье старушки становилось все хуже, и вместе с этим все мрачнее были ее видения и пророчества. А видениям шу-вани Рубины цыгане привыкли верить.
Обо всем этом Земфира, волнуясь, рассказывала Баро. А с кем же еще поделиться своей тревогой, если не с мужем, да еще и цыганским бароном, в доме которого лежит Рубина?
— Ей очень плохо, Рамир. Она бредит. И в бреду говорит о проклятии этого города, говорит о несчастьях, которые случаются здесь каждый раз, как только табор приходит сюда.
Баро слушал внимательно и озабоченно. Глубокие морщины беспокойства одна за другой появлялись на его уже обрамленном сединой лбу. Земфира старалась ничего не упустить в своем рассказе:
— А еще она говорит о каких-то тайнах… Рамир, она и в самом деле взяла на себя болезнь Кармелиты. Как бы совсем плохо не стало! Все-таки еще и возраст. Это очень серьезно — ей гораздо хуже, чем было Кармелите.