О чем это он?.. Я вспыхнула, словно пожарище в груди разгорелось, щеки запылали – наверное, красными пятнами пошла, как обычно бывает, когда волнуюсь сильно.
– Гордец напыщенный твой Ванька, вот он кто! Смотреть в его сторону не смей! Ничего путевого из того не выйдет! – Грозной тенью навис надо мной Кащей. Глаза сверкают антрацитами, кожа еще больше побелела, вовсе как снег стала, скулы острые, изо рта клыки торчат, на волкодлачьи похожие.
Кричит, плащом, как крыльями, машет, наступает на меня. Я чуть назад отклонилась, когда понесло на меня запахом тлена и старого склепа – едва не задохнулась от вони. А так как скамеечка была простая, без спинки, то и сверзилась я с нее, только ноги в старых онучах вверх и взметнулись.
Но не успела я травы коснуться, как Кащей черным вихрем меня подхватил, и вот я уже стою на краю обрыва – словно в иной мир он меня вытащил. Вокруг тучи клубятся, словно стадо чернорунных овец, полыхают молнии, но грома не слышно… Вообще тишь стоит вокруг дивная, как будто бы звуки не долетают сюда, словно преграда между вершиной скалы и грозой. И оттого еще страшнее тучи да блискавицы глядятся.
А Кащей – снова тот юный витязь с пронзительными льдистыми глазами. Колкий взгляд у него, опасный. И шепчет он мне жарко о чувствах своих, о том, что не должна и глядеть я ни на кого, что он силу мою освободит, что вместе мы в Нави править будем. Шепчет, что царицей меня сделает, что в шелках да парче ходить буду, с золотой посуды есть да на колеснице алмазной ездить. Все будет в моей власти…
Да только не нужно мне этого ничего. И увидел он в моих глазах ответ.
Отшатнулся, словно ударила я его. Птицей, вороном чернокрылым обернулся, да и со скалы – камнем в пропасть.
Тут же буря на меня диким зверем набросилась, от резкого порыва холодного ветра я едва не задохнулась, пошатнулась, да и следом за Кащеем в пропасть упала…
Миг – и вот уже снова лежу я на траве, надо мной яблони шумят, небо синее-синее, как васильки. И нет ни ветра, ни грозы… ни Кащея. Только трава колется – в иней закована.
На ветке старого дерева, что надо мной нависла, горлица сидит, смотрит на меня внимательно, словно бы запомнить пытается. И вдруг говорит птица дивная:
– Правильно ты сделала, что отказала царю навьему, правильно…
И спорхнула с ветки, улетела прочь.
– Аленка! – Иван из-за терема вышел, а мне подумалось – чего он делал в той стороне сада? Нас там обычно темному волхвованию учат, да и ворота с другой стороны… Но я, забыв все, к нему бросилась.
А он обнял меня, и слышу – сердце бьется часто-часто под алым кафтаном узорчатым. Разрядился, как на праздник какой, рубаха тонкого шелку блескучего, соболья шапка, на сгибе локтя висит шуба из такого же меха. Явно царевич только с дороги – ведь за пределами этой части Зачарованного леса осень мглистая, первые заморозки… Не успел переодеться – и ко мне? Всякий раз, как видела Ивана в богатых царских нарядах, понимала – не пара мы.