Кащеева наука (Рудышина) - страница 88

А демонов-босоркунов прогоним. Главное, ночью его теперь крепко связывать, чтобы не бродил, людей не пугал да чтоб не навредил кому.

Иван же перестал хмуриться, вскочил, обнял меня, да так сдавил ручищами, что я едва не задохнулась. Но отчего-то лишь тепло по телу разлилось.

– Спаси меня, Аленушка…

– Спасу.

И тьма грозовая из его глаз схлынула, а я с радостью поняла, что могу вторую душу его прогонять. Одним своим прикосновением – пусть и не навсегда…

Наверное, это и есть любовь.

– Скажи, почему ты воды боишься? Русалки не во всех же местах шалят, да и не во всякий день… – Иван задумчиво покусывал травинку, и мне показалось, что клыки у него с прошлой ночи еще длинней выросли – после проклятой воды из колодца облик моего спутника менялся слишком уж быстро.

Я боялась однажды проснуться рядом со зверем диким или вовсе солнышка не увидеть – вдруг как разорвет, память потерявши, чувства свои за гранью оставив. Ведь тот, кто живет двумя жизнями, ничего не помнит о том времени, когда та, вторая душа им владеет. Сказывали, и такое бывало – тот, кто вторую душу подцепил, мог всю семью свою извести, и ни сном ни духом про то горевала первая душа вполне искренне, слезы лила да над костром погребальным али на могиле убивалась, а вторая смеялась да радовалась, что удалось всех провести. И когда правда открывалась, не мог человек с нею жить. Впрочем, человеком это чудище назвать можно с большой натяжкой.

Но не могла же я Ивана бросить, как-нибудь да расколдуем, найдем способ. Главное – верить.

– Долгая то история, про воду-то, да и скучная… да и сказывала тебе я уже – нельзя мне к речкам да родничкам, дочки водяного утащат. И нет преград им – в любой день морянки али озерницы, омутницы, кто угодно достанет. Их влечет моя тьма. Мое проклятие. Как будто метка на мне, горит огоньком дивным, зовет и манит водяную нечисть. Но привыкла я… – отмахнулась я, придвигаясь ближе к костру – ночь выдалась прохладная, и чуть в сторону от огня отсунешься, сразу остываешь, до дрожи холодно в лесу было. Но и с костром осторожно надо – как-то я чуть онучи свои не сожгла, догрелась.

Рыжей змейкой скользнула по моей груди коса, в бликах от огня лента кроваво-красной показалась, хотя была блеклой уже, выцвела на солнце. Вспомнилось, как Иван недавно говорил – купит мне много новых лент и косник с самоцветами. Как у Василисы. Даже лучше.

Зачем мне самоцветы? Все едино не дадут в жены взять простую крестьянку, пусть и даром колдовским обладающую. Куда мне в царицы!

– А мне вот любопытно. – Царевич нахмурился, через огонь на меня взглянув, – и показалось на миг, будто алое пламя диковинным цветком распустилось в его глазах. Что таит взгляд этот, за которым иная душа теперь прячется? Жуть таит навью? Или бездну бесконечную? Я боялась смотреть в глаза Ивану. Но я должна была ему верить. И потому смотрела. И улыбалась. И пыталась, чтобы улыбка моя искренней была да ласковой.