– Не любит меня нежить речная да озерная. – Я колени к груди притянула, обхватила их руками, ощутив, что озябла – и жар от огня не спасал. – Да и не за что им меня любить – предала я их мир подводный, да не своею волей. Меня батюшка обещался речному царю отдать – да только случайно вышло то, обменное я дитя, Ваня. Всего не знаю, отчего все так вышло – некому рассказать было… Знаю только, что нарушил он свое слово, за то и утянули его на дно реки. После того водяной к матушке зачастил – все ночами у мельницы воду мутил, проходу ей не было на берегу – ни полоскать, ни мельницей заниматься не могла она, утащил бы. Туманом приползал – я помню это, хоть и совсем несмышленышем была, – увещевал, звал, манил… Я помню, как увидала одной ночью его зеленые глаза – как ряска были они, как листья кувшинок, как заливной луг на рассвете… красивые глаза. Гибельные. Да только сам он жуткий – кожа сморщенная, перепончатые лапы, зубы черные. И запах гнилостный, болотный. Мулякой несет от него, илом. Мать и чабрец, и душицу, и полынь сушила да метелками развешивала везде – не спасло ее это. Однажды она с реки не вернулась, но как оказалась на берегу, я не знаю. Видать, обморочили ее… Вот тогда и забрала меня с мельницы дальняя родичка, обогрела сироту да строго-настрого запретила одной на берег ходить. Да мне и не одной боязно.
– Я тебя не отдам речному царю, – голос Ивана показался легким ветерком, шелестом листвы в ночной тишине, треском сучьев в костре.
Я промолчала, лишь теребила кончик косы, словно руки нужно было чем-то занять. А потом услышала вдалеке плеск – видать, в реку что-то упало или рыба играет, но отчего-то впервые за много времени не было мне жутко от такой близости текучей воды.
Я поверила – не отдаст меня царевич. Ни за что не отдаст.
После привала дальше отправились – лес густел, мрачнел, осины черные все чаще попадались, ели кривые. Откуда тропа взялась – я даже думать не хотела, мало ли какие чудища бродят здесь. Попадались следы трехпалых лап, копыт – и козлиных, и кабаньих, только цепочка следов больно странная была, словно животные эти на задних лапах ходили.
– Почитай добрались, вон за тем болотом должен начаться Приграничный лес, где Яга живет. – Куколка удобно устроилась на Ивановом плече.
В этот миг кусты куманики затряслись, и выкатился на тропу маленький зеленоволосый человечек. Вместо одежды на нем – листья да трава, в бороде сухоцвет, глаза – алым горят. Луговичок, что ль? Существа эти добрые, не балуют, и коль показаться решил, то не для того, чтобы сгубить путников, обычно о беде предупреждают они, из трясины вывести могут на чистое место, из гибельного ельника, из круга чародейского…