– Тиш-ш-ш-ше… – Холодный палец болотницы коснулся моих губ, и я невольно сбилась.
А лесная красавица запрыгнула на качели и принялась раскачиваться – волосы ее змеями зелеными назад, на спину, скользнули, и в бесстыдной наготе своей болотница над поляной летала, с хитрецой на меня с царевичем глядя.
– Стой! – Я Ивана дернула, когда он к озеру шагнул. И крикнула нежити: – Оставь его в покое, пропусти нас к Приграничью!
– А что взамен? – сладко пропела болотница, склоняясь ко мне – и как в полете ухитрилась так выгнуться, будто костей в ее теле и не было? Жуть какая…
– А взамен я тебя не трону, – буркнула я, лихорадочно пытаясь сообразить, что бы отдать.
– Ленту! – подала голос Гоня. – Смотри, сколько их…
И правда, все ж вокруг перевито ими – алыми, синими, зелеными, белоснежными, а вот вишневого колеру, как моя, таких не было. Я тут же косу расплела, протянув подарёнку болотнице.
– Бери мою ленту, украсишь свои деревья…
– Хорош-ш-шо… – змеей прошипела она, ухватив ленту. Забралась на качели, тихо напевая мелодичным голосом чародейским. На нас больше не смотрела.
– А куда идти-то? – Я решилась напомнить о себе.
Не прекращая петь, болотница указала рукой на старую иву, вкруг которой росли кислица да брусника, – там тропа появилась, которой прежде не было.
Я Ивана за руку схватила и, пока девка болотная не передумала, потянула царевича в глубь леса…
Вот только после весь наш путь как в тумане был – как по ельнику блуждали, да как нашли кости среди мха и сухой травы, как избушку увидели… Странный путь, темный путь.
Приграничный лес не любил незваных гостей. И вытягивал он из меня силы, морочил туманом зеленым, звоном колокольчиков черных, криками невидимых взгляду птиц.
А царевич молчалив сделался, задумчив – и надеялась я, что не из-за нежити лесной, которую я еле отвадила от него.
Избушка на огромных куриных лапах протяжно скрипела, раскачиваясь из стороны в сторону, окнами узкими на нас пристально глядя, – вот что я помнила.
А еще… еще вспоминалось, как закат кровавый с небес лился, как скалились белые черепа на оградке, как кричали ночные птицы – пронзительно и громко. Спутники мои рядом стояли – куколка Гоня, проводница к загробному миру, да Ванечка, царский сын, которого хозяйка куколки, Василиса Премудрая, решила со мной в путь отправить…
Стояли и молча на избушку эту смотрели, словно не решаясь заветные слова сказать – про то, что, мол, повернись ты к нам передом, к лесу задом. Кричать заговор этот мне пришлось – и голос я свой не узнала. Охрипший, ломкий, словно я холодной колодезной воды в жару напилась или будто песка в глотку набилось.