Больше всего доставалось внучку Трубецкого-Комода, Николеньке. Юрий Тынянов писал, что Николенька «был мал ростом, ленив и толст, желт, как лимон», а все это в совокупности, располагало, разумеется, к подобным шуткам.
Маленький Пушкин, кстати говоря, уже в то время был поэт и ловелас. Один из современников, М. Погодин писал: «Пушкин с сестрою учился танцевать в семействе князя И. Д. Трубецкого, на Покровке, близком к их дому и семейству. Княжны, ровесницы Пушкина, рассказывали мне, что Пушкин всегда смешил их своими эпиграммами, сбирая их около себя в каком-нибудь уголку».
Михаил Погодин был здесь, можно сказать, на правах прислуги – его наняли обучать младших Трубецких, в том числе желтого Николеньку. Правда, ничего хорошего из учебы, к сожалению, не вышло. Князь Николай Иванович вышел довольно странным человеком. Постоянно проживал по заграницам, при этом объявляя себя убежденнейшим славянофилом (в честь Погодина, естественно). Николай Некрасов даже посвятил ему четверостишие:
Я однажды смеялся до колик,
Слыша, как князь NN говорил:
«Я, душа моя, славянофил».
– «А религия ваша?» – «Католик».
Другой славянофил, С. Т. Аксаков вывел Николая Трубецкого в сатирической пьесе «Князь Луповицкий, или Приезд в деревню». Западник же Александр Герцен просто называл его довольно глупым человеком.
* * *
А в обычные дни во дворце было скучно. Тынянов писал: «Старый дед доживал свой век и крепко зяб, поэтому зимою непрерывно топили, а летом не открывали окон. Слуги ходили по дому как сонные мухи. В комоде было тихо, душно и скучно. Казалось, и молодые вместе со стариком доживают свой век. Николинька не играл в мяч и не бегал взапуски, он был сластена, лакомка, и нежная тетка его закармливала.
Старик сидел у камина; осень еще только наступила, а он уж зяб. Несмотря на глухоту и дряхлость, дед был разговорчив и во всем требовал отчета у дочери. Увидев как-то Александра, он громко спросил у дочери:
– Кто?
Услышав имя: Пушкин, старик так же громко стал спрашивать:
– Мусин? Бобрищев? Брюс?»
Ничего интересного.
* * *
Дом был верен неспешным традициям на протяжении нескольких поколений. Жизнь бурлила только на квартире управляющего, некого Корнильева: у него живал племянник, будущий ученый Митя Менделеев, заходили видные писатели – Евгений Баратынской, Федор Глинка, Гоголь.
Зато с 1861 года в доме стало более чем шумно. Его отдали под гимназию. Четвертую мужскую.
Она была открыта в 1849 году, и к тому времени (как следует из ее порядкового номера) в первопрестольной уже существовало целых три предшественницы. Так что выдающимся событием возникновение гимназии не стало. В Университете хватало своих дел, за всеми школами не уследишь, и в результате первым директором новой гимназии был назначен некто Коншин, кадровый военный, начавший свой жизненный путь с юнкерского чина в лейб-гвардии конной артиллерии.