«Вы угадали: я, впрочем, - лицо совершенно пассивное и во всем руководствуюсь инструкцией моей редакции».
Положим, недавно издан закон для урегулирование переселенческого движение, но отвлеченно - задуманные мероприятия едва-ли вскоре пресекут зло в его корне. Мужички еще долго будут стремиться на свой страх в чу- /55/ жие края. Представители модной печати, встречая толпу оборванцев‚ обязаны, согласно предначертанием свыше, направлять их всяческими способами далее и далее, тогда как долг и совесть подсказывают порядочному человеку, что этому народу надо, по возможности, своевременно втолковывать, чего ожидать и чего нет в нашей Средней Азии. По моему, динамитчики честнее: они идут на преступление, рискуя собственною жизнью. Молодчики же, вроде моего невольного собеседника, являются олицетворениями гнусности и злонамеренности, оставаясь притом вполне безнаказанными.
Перехожу к хаджи. Знают ли у нас в России о том‚ что такое хождение к арабским святыням в политическом отношении? Об этом наверное существуют самые смутные представления. Между тем о нем следовало бы серьезно поразмыслить. Но новейшие данные, касающиеся предмета, положительно того заслуживают.
В Мекку ежегодно стекается громадное число магометан, - от глубины Африки и до пределов Китая. Точных статистических данных о том‚ сколько и откуда именно ходят на богомолье, конечно, нет; но, по приблизительному расчету их, несомненно, является в «священ- /56/ ный город» несколько сот тысяч. Скэвен Блэнт, автор «Future of islam›, специально занимавшийся изысканными такого рода, группирует путников в следующем порядке: всех ревностнее, после окружающих Мекку бедуинов - персияне, авганцы, белуджистанцы и египтяне. Из них каждый год больше одного хаджи приходится на 1000 человек населения. Индийские и малайские мусульмане, а также сравнительно отдаленные африканцы высылают по богомольцу на 3000‚ - турки еще менее. О наших подданных, и вместе с тем о бухарцах с хивинцами, нельзя сказать ничего определенного, ибо они за границей едут и всюду отмечаются, как признающие власть султана. Во всяком случае их не мало. При упрощении и удешевлении способов сообщаться с заветною для ислама страною, тысячи ревнителей снаряжаются теперь из России и Средней Азии в желанный путь. Пока нами не были развенчаны Самарканд и Бухара, «правоверные» считали их весьма важным и незыблемым оплотом своей религии. Но за последнее время центр тяжести мусульманского мира всецело перенесся в Мекку. Я сам видел на линии Закаспийской дороги толпы возвращавшихся оттуда, говорил с некоторыми: /57/ оказывается, что их из новоприсоединенных владений все больше и больше направляется в Аравию. Там в «священных» двух городах образовались уже колонии переселившихся самаркандцев. Мы понемногу сглаживаем, за Каспийским морем и в Туркестане, антагонизм отдельных народностей, объединяем под своим владычеством враждовавшие раньше друг с другом элементы, бессознательно обусловливаем усиление ислама в таких местностях, где он еще слабо прививался; благодаря умиротворению края, оседлые туземцы спокойно завязывают сношение с некогда страшною степью и отправляются насаждать в ней мусульманское просвещение. Какие будут плоды подобного сближение, трудно предсказывать, - но едва ли все сложится в нашу пользу. Недаром эмигрировавшие из русских пределов в Аравию слывут там за мухаджиров (религиозных изгнанников), недаром Каир, Самарканд и Бухара перестали считаться рассадниками знания. Лучшие лекторы собираются в Мекку. Недовольные европейцами здесь открыто и при общем одобрении выказывают свою пламенную, вражду.