Недавно сюда переодетым пробрался известный голландский арабист Сноук Хюргроньэ и вынес самые тяжелые впечатления. /58/ Панисламическое движение, задерживаемое пока в своем развитии внешними обстоятельствами, идет тем не менее вглубь и заслушивает серьезного внимания. Народы, принявшие коран, мало помалу проникаются сознанием внутренней сплоченности «под знаменем пророка». Мятежно настроенные магометане из одной и той же страны, которые у себя дома рассеяны и не пытаются объединяться, в Аравии встречаются и сговариваются. Прежде книжники не сочувствовали дервишам. Теперь же не борются с ними, понимая, что эти нищие с виду, милые черни изуверы, способны разжигать везде, где надо, смуту, незаметнейшим образом. В Мекке, Медине и вокруг обоих городов находится свыше 150 духовных общин двадцати шести дервишских орденов. Через них устанавливается связь с целым мусульманским миром, и последствий этого еще нельзя даже приблизительно определить! Богомольцы подпадают под влияние учителей-мистиков и уходят обратно, скрепленные с ними неразрывными узами.
Не пора ли вдуматься, как, это отражается на нашей новоприсоединенной окраине? Репрессивные меры ни и чему бы не повели. Следует бдительнее относиться к явлению, /59/ знать, откуда ввозится горючий материал и с своей стороны прилагать старание, чтобы сюда не являлись, на показ крайне чутким туземцам, худшие элементы из России *[U2] ).
-------
/60/
VIII
ПО ЗАКАСПИЙСКОЙ ОБЛАСТИ.
Когда поезд, простившись со светлыми узун-адинскими заливами, сразу врезается в негостеприимную пустынную ширь азиатского материка, и вокруг видишь только песок да песок, с безжизненными вершинами гор на бледном горизонте - человека невольно охватывает жуткое чувство одиночества и бессилия. Что такое сравнительно с этим грозным, мертвящим простором узенькая полоса дороги, убегающая вперед? Стены песчаных бугров сдвигаются все ближе и ближе: кажется, стоит им хоть немного поколебаться, - и вот мы завалены, погребены в неприступной степи, как сотни и тысячи других европейцев, пытавшихся раньше, с оружием в руках, нарушить ее заколдованный сон и спокойствие. Но инстинктивная тревога очень быстро сменяется равно- /61/ душием. Вагоны поспешно катятся по расстилающейся равнине. Горы рельефнее выделяются среди крайне своеобразного, величественно красивого ландшафта. Какое удивительное зрелище! готов воскликнуть турист, - и притом где же? в области, куда еще недавно, кроме туркмен, все шли точно на верную смерть или, что даже хуже, в невыносимейшее рабство. Теперь тут едешь с полнейшим комфортом. Захочешь есть, - к услугам хороший и недорогой поездной буфет (таким благоустройством дорога обязана строителю). Сидя за столом, обедая, имеешь все время перед глазами чудную - единственную в своем роде картину дикой прикаспийской пустыни, улегшейся между важным в торговом отношении морем и культурными центрами Средней Азии. Прежде люди с ужасом думали о мучительном переходе через нее, - теперь мы буквально несемся по ней, не зная старых преград, с трудом представляя себе, что испытывали здесь злополучные путешественники. А это было нечто поистине ужасное, если только припомнить отзывы тех немногих лиц‚ которых судьба завела в здешний край. Даже сытые верблюды, и те ни в каком случае не проходят больше четырех верст в /62/ час; слабые же гораздо тише. Температура постоянно и резко меняется, то заставляя пришельца жестоко томиться под солнечными лучами, то дрожать от холода. Из царства животных в худших местах может встретить лишь желтого скорпиона или отвратительную фалангу, паука с наливным брюхом грязно-серого цвета. И в такой-то безотрадной бездне страданий и лишений, по дну и некогда тут бушевавшего моря, наверно взявшего меньше жертв, чем обступающая нас современная степь, - мы движемся на восток с неудержимою силою, торжествуя победу разума и энергии над слепыми началами косности и мрака.