А этот, что озабоченно пересекает улицу, на ходу застегивая немудрящее свое полупальто с залоснившимися от машинного масла рукавами,- наверное, токарь. Ложась спать, он вспомнит десяток выточенных им сияющих стальным отливом деталей какой-то очень нужной машины. Завтра в другом цехе из этих деталей родится машина.
И даже вон тот, что идет по той стороне с портфелем под мышкой,- за вечерним чайком с увлечением расскажет жене, как ему сегодня удалось успешно решить вопрос об открытии новой рабочей столовой и даже - ты подумай! - посчастливилось заранее достать для нее комплект посуды, и не каких-нибудь там глиняных мисок, а настоящие фаянсовые тарелки: пусть по-человечески ест рабочий класс!
- А ты, Михеев? Что дашь стране сегодня? - пытал себя он.- Ты не поднимешь строящийся дом на два ряда кирпича, не выточишь десятка деталей для новой машины и не раздобудешь посуду для рабочей столовой. Но зато, если… Если развяжешь этот тобольский узелок и найдешь узелок с драгоценностями… Сколько новых машин, тракторов, экскаваторов, оборудования для новостроек пятилетки можно будет приобрести на валюту, вырученную от одного только ожерелья, если… Если оно существует, черт его побери, и если его удастся найти…
Ускорив шаг, он почти вбегал в подъезд, нетерпеливо открывал тяжелую дверь, пройдя длинный коридор, молча заглядывал в окошко секретарши отдела.
- Вам нет,- коротко отвечала обычно на его немой вопрос Тамара Михайловна, строгая седая женщина. Она работала тут давно и поэтому несколько покровительственно относилась к «совсем еще юноше», каким считала Михеева.
Но сегодня она чуть заметно улыбнулась ему и, взглянув на угол стола, где возвышалась стопка папок с приготовленной почтой, как бы припоминая - что там, в них, обнадежила:
- Кажется, есть. Ждите, принесу.
- Тамара Михайловна, милая, дайте хоть взглянуть,- взмолился Михеев.
Но она лишь укоризненно посмотрела на него и, не удостоив ответом, взялась за перо.
Час спустя Михеев читал сообщение Саидова: бывший царский писец Каменщиков живет в Тюмени.
Уже от одного этого известия можно было возликовать: заевший было механизм снова приходил в движение. Но Саидов сообщал и еще не менее важное: в Тобольске нашлась Паулина Преданс, прислуга графини Гендриковой. Через нее добыты адреса Никодимовой - старой гувернантки графини, Гусевой - горничной у дочерей Николая, и - кто бы мог подумать! - самой Бит-нер-Кобылинской, супруги покойного полковника. О Гусевой Саидов даже приложил справку.
«Гусева Анна Яковлевна,- читал Михеев.- Горничная, или «комнатная девушка», как она числилась по дворцовому штату. Давняя и преданная слуга Романовых. В 1893 году, окончив ремесленную школу, работала белошвейкой на дому. В 1904 году была принята на службу во дворец, горничной при великих княжнах. В Тобольск приехала не вместе с Романовыми, а несколько позднее, вместе с другой горничной, Анной Романовой, отнюдь, однако, не принадлежавшей к царской династии. В губернаторский дом их охрана не допустила: они не были в первоначальном списке служащих, утвержденных для поездки в Тобольск. Жили в гостинице и на частных квартирах. К ним «в гости» захаживал камердинер Александры Федоровны Волков. Очевидно, через него они получали какие-то поручения Романовых, и, хотя их ни разу не допустили в губернаторский дом, обе горничные жили в Тобольске все время, пока там находились их бывшие хозяева. И даже после того, как их увезли в Екатеринбург. И Гусева и Романова покинули город только после эвакуации белых, тоже эвакуировались в Сибирь. Гусева добралась до Ачинска, потеряв подругу где-то по дороге. После разгрома Колчака снова вернулась зачем-то в Тобольск, но ненадолго, вскоре переехала куда-то под Ленинград. Служила на разной конторской работе. Теперь - счетовод школы-семилетки».