Тобольский узелок (Курочкин) - страница 67

- Ай да Саша, молодец! Не безнадежен, как сказал бы Патраков.- Михеев даже похлопал ласково по саидовским бумагам, как похлопал бы по плечу, будь Саидов сейчас здесь, рядом.

Вскоре Михеев мог уже встретиться с важными свидетелями.

«Никодимова Викторина Владимировна,- записывал он показания,- 72 года. Девица (при этом она вызывающе вздернула голову). Кончила Смольный институт благородных девиц. В течение 25 лет, до 1918 года, служила воспитательницей («гувернанткой, если хотите»,- добавила она снисходительно) у графини Анастасии Гендриковой. Вместе с графиней, как близкий ей человек, приехала в Тобольск в царском поезде. В Тобольске жила в комнате Гендриковой в доме Корнилова, напротив губернаторского дома, в который, кстати сказать, ее не допускали. Была знакома с начальником охраны полковником Кобылинским и его женой. С Тендряковой расстались в Екатеринбурге, куда ее великовозрастная подопечная выехала вместе с царской семьей и где она была арестована, а Никодимова вернулась в Тобольск и прожила там до 1920 года. От Гендриковой остались кое-какие ценные вещи, но еще перед отъездом в Екатеринбург Викторина Владимировна сдала их вместе со своими на хранение. Обратно не получила - сказали, что украдены…

Гендрикова доверяла ей все. Оставила даже доверенность на перевод крупной суммы - 25 тысяч рублей -со счета в Пермском банке на Учетно-ссудный банк Персии. Никодимова сохранила чек («мне не надо чужого!»). Зашитый в тряпочку и закупоренный в бутылочку, он так и лежит в комоде на ее квартире в Крестцах под Ленинградом…»

- Я женщина строгих правил,- с достоинством заявила она Михееву, откинув седую голову на длинной жилистой шее.- Мне их внушали с детства. Прошу вас не думать обо мне плохо. Не скрою, я любила и продолжаю любить покойную Апastasiе. Но больше винить меня не за что, уверяю вас.

- Мы и не думаем судить вас,- заметил ей Михеев.- Мы просим только помочь нам.

- Постараюсь,- заверила старая дама.

Но беседы с ней пришлось отложить: прибыл Каменщиков. А его-то Михеев ждал с особенным нетерпением.


- Каменщиков Александр Петрович?

Невысокий пожилой человек, в добротном некогда,

но уже изрядно траченном временем сюртуке, таком необычном в годы толстовок и френчей, угодливо поклонился:

- Да-с.

- Возраст ваш?

- Пятьдесят четвертый с весны.

- Работаете?

- Тружусь,- подтвердил кивком головы Каменщиков.- Огородником при подсобном хозяйстве. Рассказать о себе? Биография моя, смею заметить, простая, трудящая, хотя и с перипетиями. Родился в Ливнах, Ор-ловской губернии, где родитель мой управлял имением помещика Адамова. Образованием не похвастаюсь, трехклассное церковноприходское. Но почерк выработал с детства - получалось, хвалили. Потому, когда родитель помер, заработок себе нашел скоро, за красивый почерк охотно брали меня господа купцы на письменную работу. Стал конторщиком, приказчиком, в брак вступил, остепенился. Так бы и служил по купеческой части, да бабушка супруги моей, кичившаяся дворянством своим захудалым, захотела видеть нас на более почетном поприще. Внучку свою, а мою, значит, супругу устроила в услужение к княгине Голицыной, а меня в канцелярию камер-фурьера, что размещалась, как, вероятно, изволите знать, в Петергофе. Писцом. Почерк мой и там одобрили.