Никому из видных лиц свиты в такой суматохе он не мог передать драгоценности, это ясно. А если бы и передал, то они были бы у этих лиц, находившихся все время под строгим присмотром, найдены и об этом стало бы известно. Нет, он мог передать их только лицу малозаметному, но верному, близко знакомому.
Значит - Пуйдокас?
Помог опять-таки Тобольск. Там помнили Пуйдокаса, знали даже его нынешний адрес - сын запрашивал справку из школы, где учился когда-то. Дальнейшее уже было делом техники.
Лесопромышленник Константин Иванович Пуйдокас был в свое время солидной фигурой в тобольском деловом мире - вел крупные экспортные операции, ворочал изрядными капиталами. И в то же время был как-то на отшибе: поляк, католик, сугубо деловой человек, энергичный, решительный и резкий, он не притерся к обществу тобольского купечества, явно пренебрегая им.
Пребывая постоянно в длительных деловых вояжах, а в редкие перерывы между ними - на дальних своих лесных заимках (предпочитая мирное семейное одиночество пьяному времяпрепровождению сиволапых сибирских купцов), он и личностью своею не очень запомнился тоболякам. Хотя внешностью был незауряден: высок и плотен, розовощек, в пышных холеных усах, голосом зычен и резок, одевался не без щегольства. На одной руке не было пальца, что и послужило причиной клички Беспалый барин, присвоенной ему купцами, недолюбливавшими своего коллегу по коммерции.
В 1919 году Константин Иванович почел за лучшее выехать из Тобольска вслед за отступавшими колчаковцами. Зацепился за Омск, где жил его брат. Но дальше не двинулся - понял, что песенка «спасителей отечества» кончена, и решил остаться в Омске, пока не прояснятся обстоятельства.
Вскоре они прояснились; настала пора нэпа - и Пуйдокас потихоньку начал выглядывать на свет божий, чтобы присмотреться и сориентироваться в обстановке. Попробовал принять участие в некоторых деловых операциях- прошло удачно. Догадался, что можно выходить на арену пошире, и в 1926 году надумал вернуться в родные края, к знакомому с детства делу, к своим брошенным предприятиям.
Жизнь вроде бы наладилась, вошла в колею, но в 1929 году, ознакомившись с материалами о пятилетке, о коллективизации, уяснив смысл спора партии с уклонистами, Пуйдокас дальновидно решил сматывать удочки- «рыбалка» кончалась. Вернулся в Омск, но ненадолго, только лишь чтоб заручиться необходимыми рекомендациями старых знакомых. А затем двинулся вверх по Иртышу и, отойдя километров на триста, пересел на попутную подводу, которая и довезла его до какого-то далекого таежно-степного алтайского поселочка.