В столовой о чем-то долго говорили, я слышал, как передвигают какую-то мебель, а главное — никто из комнаты не выходил. Там шел обыск. Под утро жандармы ушли.
На другой день выяснилось, что в эту же ночь был произведен обыск в квартире у тетки. У нас ничего не нашли, а у нее кое-что обнаружили — и забрали в тюрьму. Позже я узнал, что именно обнаружили: революционную литературу. Шесть месяцев тетка просидела в тюрьме. Мать носила ей передачи и обычно брала меня с собой. Так я узнал, что такое жандармы и что такое тюрьма. Это был мой первый урок политграмоты, и я его хорошо запомнил.
Когда мне было пять лет, отец обучил меня азбуке, и скоро я стал читать и писать. Спустя некоторое время я окончил двухклассную школу, в которой учительствовал мой отец. Попытки поступить в минскую гимназию не увенчались успехом. Меня отвезли к дедушке в уездный город Виленской губернии Свенця-ны (ныне Швенчонис), где только что открылась гимназия. Здесь все прошло легко и успешно.
Дед был частным поверенным, иначе говоря — адвокатом. У него был одноэтажный деревянный домик, в котором находились рабочий кабинет и небольшая приемная. Среди посетителей деда преобладали бедные крестьяне, в домотканой одежде, забитые, удрученные.
Почерк у деда был неразборчивый, пишущих машинок тогда еще не было, и дед зачастую давал мне переписывать судебные бумаги. Речь в них всегда шла о земле. Крестьяне жаловались на то, что помещик захватил их землю. Дед вел дела крестьян в суде. Своеобразие положения заключалось в том, что, как правило, крестьяне были литовцами, помещик — поляком, власть (суд и полиция)—русская. Так с детства я узнал, что такое аграрный вопрос: земля и крестьянское горе.
След этих впечатлений остался у меня на всю жизнь: интерес к аграрным отношениям, к крестьянскому вопросу. Несколько лет спустя, уже после февральской революции, в группе социалистической молодежи мы занимались изучением программ политических партий в России. Каждый член группы делал какой-либо доклад по этому вопросу. Я выступил с рефератом об аграрной программе партии социали-стов-революционеров.
Летом 1917 г. нас, гимназистов, отправили в деревню на сельскохозяйственные работы, на «помощь солдаткам». Мы работали у одной помещицы. Огромная усадьба, парк, большой каменный дом с колоннами в стиле ампир; управляющий верхом на коне с арапником, низко кланяющаяся челядь, крестьяне, барыня, повелевающий тон ее речи. Так я получил некоторое представление о феодализме.
В Китае, во время перехода из Кантона в Наньчан, когда мы останавливались на ночевку в какой-либо деревне, я всегда собирал материалы об аграрных отношениях. Да и теперь, когда мне приходится заниматься экономикой какой-либо капиталистической страны, я не упускаю из виду этого вопроса. И все это в начальных своих истоках идет от деда, от тяжб литовских крестьян с помещиками, от судебных исков, которые я переписывал.