– Я нанял людей, поэтому тебе не надо таскать тяжести, Зуки, – проворчал он.
После того как ее утренняя тошнота прекратилась, прибыла вторая команда архитекторов. Имея детальные фотографии комнаты, они составили график восстановительных работ. Зуки запрещалось поднимать любые предметы.
– Эта картина весит меньше моего ноутбука. Кроме того, мне нужны физические упражнения.
Рамон был мрачнее тучи.
– Я не позволю тебе ходить вверх-вниз по лестнице по десять раз за день.
Она не стала говорить, что сегодня поднялась и спустилась по лестнице дважды, чтобы разделить с ним трапезу.
– Ты искал меня не просто так? Или ты решил украсить меня своим сварливым присутствием просто ради смеха?
Он остановился на верхней ступеньке лестницы и посмотрел на Зуки:
– И кто из нас сварливый?
– Ты не ответил на мои вопросы.
Он минуту разглядывал ее поджатые губы, потом начал спускаться по лестнице.
Идя следом за Рамоном, она не могла не смотреть на красивые мускулы его спины и слегка взъерошенные волосы на голове. Один из реставраторов выходил из коридора, когда они спустились на первый этаж. Рамон передал ему картину, что-то быстро сказал по-испански и удостоился нескольких быстрых и услужливых поклонов. Потом он повернулся к Зуки лицом:
– Пошли.
– Куда? И что ты сказал реставратору? – спросила она.
Он повернулся в сторону главного салона, и Зуки направилась за ним.
– Я предположил, что, возможно, им следует реже ходить на кухню, чтобы наслаждаться кулинарными навыками нашей экономки, и тщательнее следить, чтобы ты не перетаскивала антиквариат. Он был достаточно любезен, чтобы со мной согласиться.
– Рамон!
Он остановился и повернулся к ней лицом. И она заметила, что, несмотря на небрежный тон, он сильно раздосадован.
– Мы заключили сделку, дорогая. И я надеялся, что нам не придется вести подобные разговоры.
– Ты преувеличиваешь.
Он подошел ближе, вторгаясь в ее личное пространство.
– Разве? – тихо спросил он, осмотрел ее лицо и уставился на ее губы.
– Да, ты преувеличиваешь, – сказала она и откашлялась. – Но я надеюсь, реставраторы закончат работу к концу недели и больше не будут тебя раздражать.
Он не сводил глаз с ее рта.
– Ладно. И тогда мне не придется рвать на себе волосы от злости.
Она посмотрела на копну его взъерошенных волос.
– Теперь, когда твоя грива спасена, не мог бы ты надеть рубашку? – спросила она, надеясь, что в ее тоне слышится мольба, а не раздражение.
Уставившись на нее в упор зелеными глазами, он тихо, радостно и чувственно рассмеялся. Его смех продолжался всего несколько секунд, но каждая клеточка ее тела насторожилась от этого невероятного звука.