В эту же комнату должен был приехать Семен Семеныч, вышедший на пенсию капитан дальнего плавания, которого Иван Капитонович знал с детства. Обычно он приезжал к ним в августе на рыбалку и очень к этому привык. Семену Семенычу пришлось написать, чтобы он немножко повременил, пока Сашина мама выпишется из больницы, потому что класть его было абсолютно некуда.
Сам Иван Капитонович спал сейчас в кабинете, на жестком, как пол, диванчике, где он с трудом помещался. Когда он поворачивался на правый бок, то упирался лбом в спинку дивана, и она так пронзительно пахла нафталином, что щекотало в носу. По счастью, Иван Капитонович засыпал сразу же, проваливаясь в сон, точно в сугроб, так что в носу щекотало всего несколько минут.
Вставал он, как все строители, рано: дом еще спал.
Из столовой слышался ровный густой рокот, прерываемый легким щелканьем, будто лопалась маленькая хлопушка: это всхрапывала тетя Соня. Из спальни доносилось деликатное посапывание Анны Ивановны. В самой большой комнате стояла тишина, словно там не было ни души; лишь иногда один из близнецов, Петька, грозил кому-то во сне: «Я т-тебе ка-ак дам…»
Иван Капитонович на цыпочках шел по коридору в ванную, чтобы оттуда, приняв душ и побрившись, идти завтракать в кухню.
Он знал, что его жена Оленька встала раньше его, как вставала всю их жизнь, и сейчас стоит у плиты, в очках, в старом халатике, с наспех закрученной поседевшей косой, и настороженно, словно на бомбу, смотрит на, кастрюльку, в которой кипятится молоко. Намыливая перед зеркалом щеки, Иван Капитонович привычно ждал, когда из кухни послышится шипенье, треск и вслед за этим испуганный Оленькин возглас:
— Ну что ты скажешь…
Он пришел из ванной как раз в ту минуту, когда Оленька вытирала лужу сбежавшего молока. Такое же виноватое выражение лица было у нее и двадцать пять лет назад, когда они поженились и Оленька первый раз готовила ему на керосинке завтрак в их комнате в общежитии, крошечной и узкой, как школьный пенал.
Иван Капитонович съел тарелку гречневой каши, выпил кофе. Все это он делал быстро и молча: мысли его уже были на работе. Оленька придвинула ему яблоко — он съел и яблоко. Когда он уходил, жена, привстав на цыпочки, поцеловала его, и он, как и двадцать пять лет назад, с пронзающей нежностью ощутил запах ее волос, сухой и легкий, похожий на запах перьев маленькой птицы.
Внизу у подъезда ждал шофер Тыркин: черная «Волга» блестела на солнце, Иван Капитонович ступил на подножку, машина слегка осела на правую сторону. «Ох, толстею…» — подумал он и вздохнул. Машина тронулась.